Разные оттенки смерти - [79]
– Я пришла к вам за советом, – сказала она, садясь на вращающееся кресло рядом с Бовуаром.
– Ко мне? – Он не смог скрыть удивления и удовлетворения.
– К вам.
Она заметила это и порадовалась, что не сказала ему: единственная причина, по которой она обращается не к Гамашу, состоит в том, что Гамаш сейчас не один. А Бовуар в одиночестве.
– Кофе? – предложил Жан Ги.
– С удовольствием. Спасибо.
Они поднялись, налили кофе в щербатые белые кружки, взяли по две штуки печенья с начинкой и вернулись на прежние места.
– Так что у вас за история? – Бовуар откинулся на спинку кресла и посмотрел на Клару.
Его слова и поза немного напоминали о Гамаше. Это создавало ощущение надежности, и Клара была рада, что решила поговорить с молодым инспектором.
– Это насчет родителей Лилиан. Мистера и миссис Дайсон. Понимаете, я их знала. Очень неплохо знала в свое время. Я подумала, может, они еще живы.
– Живы. Мы были у них вчера. Сообщили о том, что случилось с их дочерью.
Клара помедлила, пытаясь представить, каково это было для обеих сторон.
– Вероятно, это было ужасно. Они ее обожали. Единственный ребенок.
– Это всегда ужасно, – согласился Бовуар.
– Я их очень любила. Даже когда мы с Лилиан рассорились, я пыталась поддерживать с ними отношения, но им это было не нужно. Они верили всему, что им говорила про меня Лилиан. Наверное, это можно понять, – сказала она, хотя без особой убежденности.
Бовуар ничего не ответил – он вспомнил яд в голосе мистера Дайсона, когда тот фактически обвинил Клару в убийстве дочери.
– Я хотела их навестить, – продолжила Клара. – Сказать, что сочувствую им. Что такое? – спросила она, видя, как изменился в лице Бовуар.
– Я бы не стал этого делать, – ответил он, поставив кружку и подавшись вперед. – Они очень огорчены. Вряд ли ваш визит пойдет им на пользу.
– Но почему? Я знаю, они верили тем ужасам, что наговорила им про меня Лилиан. Но вдруг мой приезд поможет им смягчить те переживания. В школе мы с Лилиан были лучшими друзьями. Вы думаете, они не будут рады возможности поговорить о дочери с человеком, который ее любил? – Она помолчала. – Когда-то.
– Возможно, как-нибудь позже. Но не сейчас. Дайте им какое-то время.
Приблизительно такой же совет она получила и от Мирны. Клара отправилась в книжный магазин за ленточкой, сушеным шалфеем и пахучей сигарой. Но еще она пришла за советом, стоит ли ей съездить в Монреаль и навестить Дайсонов.
Мирна спросила, зачем Клара хочет это сделать.
– Они одинокие старики, – ответила Клара, потрясенная тем, что ее подруга не понимает этого. – Это худшее, что могло случиться. Я хочу дать им немного утешения. Поверь, мне меньше всего хочется ехать в Монреаль и делать это, просто мне кажется, что так правильно. Чтобы все недоразумения остались в прошлом.
Клара туго намотала ленточку на пальцы, пережимая их.
– Для тебя – может быть, – сказала ей Мирна. – Но как насчет них?
– Может быть, они давно забыли о нашей ссоре с Лилиан. – Клара размотала ленточку, принялась подергивать ее, закручивать, трепать. – Может быть, они сидят в одиночестве, разбитые горем. А я не еду к ним, потому что боюсь.
– Если тебе это необходимо, то езжай, – сказала Мирна. – Только сначала убедись, что ты это делаешь для них, а не для себя.
Эти слова звенели в ушах Клары, пока она шла через луг в сторону оперативного штаба, чтобы поговорить с Бовуаром. Но шла она не только за этим.
За адресом стариков.
Теперь, выслушав Бовуара, Клара кивнула. Два человека дали ей один и тот же совет. Подождать. Клара вдруг поймала себя на том, что смотрит на стену старого железнодорожного вокзала. На фотографии мертвой Лилиан. В ее, Кларином, саду.
Где ее ждут эта странная женщина и старший инспектор Гамаш.
– Кажется, я вспомнила большинство тайн Лилиан.
– Вам так кажется? – спросил Гамаш.
Они прохаживались по саду Клары, время от времени останавливались, восхищаясь цветами.
– Вчера вечером я вам не лгала. Не говорите моим подопечным, но все их тайны перемешались у меня в голове. Проходит время – и уже трудно отделить одно от другого. Все это немного смешивается.
Гамаш улыбнулся. Он тоже был хранилищем многих тайн, которые становились ему известны в ходе расследования, но не имели отношения к делу. Эти тайны никогда не должны были стать достоянием других людей. И потому были надежно заперты в памяти Гамаша.
Если бы кто-то вдруг потребовал у него выдать тайны некоего месье, то Гамаш заартачился бы. А уж если бы ему все-таки пришлось поделиться с кем-то этими тайнами, то, честно говоря, ему потребовалось бы время, чтобы отделить одни тайны от других.
– Тайны Лилиан были не хуже, чем какие-либо другие, – сказала Сюзанна. – По крайней мере, те тайны, о которых она мне говорила. Воровство в магазинах, невозврат долгов. Ну таскала она деньги из кошелька матери. Ну приторговывала наркотиками, ну изменяла мужу. В Нью-Йорке она воровала из кассы у своего босса, не делилась чаевыми.
– Ничего из рамок вон выходящего, – сказал Гамаш.
– Она никогда не выходила за рамки. Большинство из нас ломается, когда груз мелких нарушений становится слишком тяжел. Все это помаленьку складывается, и мы не выдерживаем. Избежать крупных проступков достаточно просто, но вас в конечном счете погребает под собой сотня мелочей. Если долго слушать человеческие истории, то понимаешь, что убивает не пощечина, не удар, а слушок, пренебрежительный взгляд, повернутая к тебе спина. Вот что больнее всего для людей, не совсем утративших достоинство. Они и пьют для того, чтобы забыть об этом.
