Разные оттенки смерти - [115]

– Три слепых мышонка, – сказала Рут.

– Три сосны, – добавила Клара. – Может быть, вы – три сосны. Обеспечиваете нашу безопасность.

– Как всегда, все перепутала, – сказала Рут.

– Глупый разговор, – пробормотал Кастонге и уронил вилку на пол. Посмотрел на нее с глупым выражением.

В комнате воцарилась тишина.

– Не расстраивайтесь, – сказала Клара. – Вилок у нас хватает.

Она встала и, когда проходила мимо, Кастонге попытался схватить ее за руку.

– Я не голоден, – заявил он громким ворчливым голосом.

Он промахнулся – ухватил не Клару, а агента Лакост, сидевшую рядом с ним.

– Извините, – пробормотал он.

Питер, Габри и Полетт начали говорить одновременно. Громко, весело.

– Не хочу, – отрезал Кастонге, когда Брайан предложил ему лосося. Затем галерист обратил внимание на молодого человека, словно впервые его увидел. – Господи боже, вас-то кто пригласил?

– Тот же человек, что и вас, – ответил Брайан.

Питер, Габри и Полетт заговорили еще громче. Еще более веселыми голосами.

– Вы кто? – прошепелявил Кастонге, пытаясь сосредоточиться на Брайане. – Только бога ради не говорите мне, что и вы художник. Вид у вас такой затраханный – на художника вы не похожи.

– Я художник, – ответил Брайан. – Делаю татуировки.

– Что? – спросил Кастонге.

– Все в порядке, Андре, – произнес Франсуа Маруа успокаивающим голосом, и, похоже, это сработало.

Кастонге чуть качнулся на стуле и как зачарованный уставился в свою тарелку.

– Кому еще? – весело спросил Питер.

Никто не поднял рук.

Глава двадцать шестая

– Ну, так вы уже успели поговорить? – спросил Дени Фортен, когда, взяв кофе с коньяком, они вышли на крыльцо с навесом.

– О чем? – спросил Питер, переведя взгляд с мокрой деревни на галериста.

Мелкий дождь продолжал идти.

Фортен посмотрел на Клару:

– Вы еще не обсуждали это с мужем?

– Нет пока, – ответила Клара, чувствуя себя виноватой. – Но я еще поговорю.

– О чем? – снова спросил Питер.

– Я приходил к вам сегодня – узнать, хотите ли вы, чтобы я представлял вас с Кларой. Я знаю, что в первую попытку я сам все испортил, и приношу за это извинения. Я хотел бы… – Он помедлил, собираясь с мыслями, посмотрел на Питера, потом на Клару. – Я прошу вас дать мне еще один шанс. Позвольте мне доказать, что я говорю это искренне. Я уверен, что мы втроем будем прекрасной командой.

– И что вы думаете? – Старший инспектор кивнул в сторону окна, за которым на крыльце стояли Питер, Клара и Фортен.

– О них? – спросила Мирна.

Они не слышали, о чем говорили эти трое, но и без того догадаться было нетрудно.

– Убедит ли Фортен Клару дать ему еще один шанс? – спросил старший инспектор, пригубливая двойной эспрессо.

– Еще один шанс нужен вовсе не Фортену, – ответила Мирна.

Гамаш посмотрел на нее:

– Питеру?

Но Мирна не ответила, и Гамаш подумал, не сказал ли Питер Кларе о своем вкладе в одну язвительную рецензию много лет назад.

– Я думаю, нам нужно какое-то время, чтобы все взвесить, – сказала Клара.

– Понимаю, – очаровательно улыбнулся Фортен. – Никакого давления с моей стороны. Я только хочу заметить, что вам следует заключить договор с более молодым, растущим галеристом. С человеком, который не уйдет с рынка через год-другой. Вы учитывайте и это.

– Хорошее соображение, – сказал Питер.

Еще недавно этого энтузиазма Питера было бы достаточно, чтобы Клара пошла за Фортеном куда угодно. Она полностью доверяла мужу: он, мол, знает, что лучше для них. Для них обоих. Верила, что в своем сердце он блюдет ее интересы.

Теперь, глядя на этого человека, с которым она прожила последние двадцать пять лет, она понимала, что ничего не знает о его сердце. Но она была абсолютно уверена, что в его сердце нет места для ее интересов.

Клара не знала, что ей делать. Он изо всех сил пытался измениться. Может быть, и для нее настало время попытаться сделать это.

– Понимаете, он страдает, – сказала Мирна.

– Питер? – спросил Гамаш и проследил за ее взглядом.

Она больше не смотрела на троих стоящих на крыльце. Ее взгляд был устремлен на Жана Ги Бовуара, который пребывал в компании Рут и Сюзанны.

Рут почти влюбилась в эту бывшую пьяницу, у которой рецептов дистиллирования мебели было не перечесть.

– Я знаю, – тихо сказал Гамаш. – Сегодня утром я говорил об этом с Жаном Ги.

– И что он вам сказал?

– Что он здоров. И что ему становится лучше. Но это, конечно, не так.

Мирна помолчала секунду-другую.

– Да, конечно не так. Он сказал вам, отчего страдает?

Гамаш внимательно посмотрел на нее:

– Я задал ему этот вопрос, но он не ответил. Я решил, что дело в его ранах в сочетании с потерей его коллег.

– Так оно и есть, но мне кажется, что тут есть нечто более конкретное. Да что говорить, я знаю, что это. Он мне сам сказал.

Гамаш слушал ее в оба уха. На заднем фоне слышался громкий голос Кастонге. Раздраженный, визжащий, нетерпеливый. Но теперь ничто не могло заставить Гамаша отвернуться от Мирны.

– Что вам сказал Жан Ги?

Мирна посмотрела на Гамаша:

– Вам это не понравится.

– Мне не нравится все, что произошло на фабрике. Но я должен это знать.

– Хорошо, – сказала Мирна, приняв решение. – Он чувствует себя виноватым.

– В связи с чем? – удивленно спросил Гамаш, вовсе не ожидавший такого ответа.