Разнотравье - [101]
— И не думай даже об этом, — бормотала Василиса Петровна, торопливо подтаскивая к машине узлы и кошелки. — И не переживай… Глаз на сведу… Вот она, зараза! Ну, прощайте, бабоньки… Счастливо вам тут…
— Куру ей всю не давай, а то всю и съест. Или отдаст кому. Глупенькая еще.
— Батюшки! А чемодан где? — закричала вдруг Василиса Петровна. — Ох, вот он! Аж сердце захолонуло…
Чемодан был большущий, фанерный, запертый висячим замком.
— Да что же вы, Настя, Лида! — шумела Василиса Петровна, пытаясь забросить чемодан на борт. — Языки чесать — все они тут, а помочь больному человеку — нет никого… Встали и стоят!
— Чего ты туда, кирпичей, что ли, наложила?.. — проворчала Аграфена Васильевна.
Действительно, чемодан был тяжеленный. Пока его поднимали, он сопротивлялся всеми своими выступами и уголками, сопротивлялся молча и упрямо, будто ему очень не хотелось уезжать из целинного совхоза.
— Ну и тяжесть!
— Замок как на госбанке.
— Небось полкило тянет, — говорили женщины.
Аленка хотела было помочь; на нее закричали:
— Не толкись под ногами!
— Замком вдарит — сразу ляжешь!
— Пришибет, как лягушонка!
Она отошла и увидела Димитрия Прокофьевича Гулько.
Димитрий Прокофьевич был полный мужчина с рыжеватым лицом и рыжеватыми руками. Под мышкой он держал желтый, тисненой кожи, портфель с кармашками, с пояском и с хромированными застежками, от которых в солнечный день во все стороны прыгали зайчики. Вот бы Аленке прийти с таким портфелем в школу!
— Ты кто? — спросил Аленку Гулько.
— Муратова, — глядя на портфель, ответила она.
— А-а, Муратова! Что же это ты, Муратова, от отца-матери бежишь?
— Мне учиться надо. А тут школы нету.
— Обожди год-два — будет и школа.
Тем временем вещи погрузили. Очутившись в кузове, Василиса Петровна заметила еще одного пассажира. К бензиновой бочке жалась тихая, как мышка, девушка в коротеньком жакете и в лыжных штанах. На жакете мерцал комсомольский значок. У девушки были бледные щеки и такой тонкий нос, будто она прищемляла его на ночь защепкой для белья. Судя по испуганным, застывшим глазам, с ней случилось что-то такое, чего она до сих пор не в силах ни объяснить, ни осмыслить. Она сидела у бочки, обнимая полированный радиоприемник, и молчала.
— А ты что? Пособить не могла? — заворчала Василиса Петровна, хотя видела девушку первый раз в жизни. — Ничего бы с тобой не случилось…
Девушка испуганно смотрела на нее.
— Сидит как принцесса… — продолжала Василиса Петровна, утирая вспотевшее лицо. — Небось руки не отвалились бы.
Девушка молчала.
— Все сели? — спросил высокий шофер Толя, заглядывая в кузов не с подножки, а прямо с земли. Зеленая фуражка пограничника сидела на его голове с таким немыслимым кокетством, что на пограничной заставе Толя давно бы схватил наряд вне очереди.
— Обожди, не торопись, — раздалось из темноты, и у фонаря вырос никому не известный детина с пиджаком, небрежно свисавшим с крутого плеча. К его сапогу трусливо жалась пегая собачонка. На плотное тело парня была, словно кожа, натянута морская тельняшка, и крошечная дырка растянулась на его могучей груди до размера медали.
— Это куда машина? — проговорил он густым басом. — На Арык? Законно.
И, подняв собачонку под брюхо, бросил ее в кузов.
— Эй! — закричал Толя. — Куда с собаками?!
— Жену еду встречать, — пробасил крутоплечий парень.
— Какую жену?
— Не твою, не бойся! — И парень бросил в кузов пиджак.
— Чего ты?.. Куда лезешь?.. Кто позволил?.. С собаками… — От возмущения Толя стал немного заикаться. — А ну слазь!
— Да ты что, смеешься? Я от самого «Южного» попутную ищу…
— Так ты еще и не с нашего совхоза!.. А ну слазь сейчас же!
— Я жену встречать еду. Ясно тебе или нет? Ну и тупой ты… Не уважаю я это…
И парень растянулся в кузове во весь рост, подманил собачонку, положил на нее, как на подушку, голову и быстро заснул.
— Новая мода! Лезут с собаками!
— Оставь его, — сказала тетя Груня. — Не загрызет тебя собачонка.
— И верно, не трожь… — бормотала Василиса Петровна. — Вишь, у него руки-то — как ноги. Долго ли до греха… Пусть едет… Ну, прощайте, бабоньки. Коли чем обидела, досадила — не поминайте.
— Гляди за Аленкой, Василиса Петровна, — снова заговорила Лида. — Пожалуйста, уж доглядывай.
— И не думай об этом, касатка. И не переживай, — неслось из машины. — До самой парадной доведу, и в дверь постучу, и сдам с рук на руки, живую и невредимую. Даже и не думай об этом.
— Поехали, — сказал Толя.
Дверца хлопнула. Мотор зашумел.
— А Аленку-то! — закричала Лида. — Обождите! Аленку-то!
Аленка стояла у кабинки и старалась что-то втолковать Димитрию Прокофьевичу. Гулько хмурился и ничего не мог понять.
— Вы ее знаете… — говорила Аленка. — Тарасова Настя, которую на кино снимали… Тарасова, трактористка, знаете?
— Так в чем дело? — подозрительно спросил Гулько.
— А это его жена… В платье пестреньком ходит, в бумазейном…
— Ну и что же, что в бумазейном?
— Да как же вы не понимаете? — Аленка огорченно всплеснула руками. — Грудной у нее. Разве ее можно в кузове?..
Мать дернула Аленку и оттащила от кабинки.
— Сидите, Димитрий Прокофьевич, сидите! — торопливо говорила Лида. — Она у нас еще глупенькая. Ничего не соображает.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».
Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!