Разноцветный снег - [7]

– Вот-вот, – еле слышно сказал Яков Семенович, когда музыка смолкла. – Ну что, готовы?

– А что тут размусоливать? – Виталик протянул ему закрашенные листы. – Снег белый, ночь черная.

– У всех? – Яков Семенович явно ждал чего-то другого.

– У меня голубой снег, – я передала свой листочек. – Когда вечереет, на снег ложатся тени.

– Интересное наблюдение, – оживился Яков Семенович, – а тут у нас что?

Он с трудом протиснулся к Роме между столом и роялем и заглянул тому через плечо.

– А вот это уже совсем интересно. Сколько цветов вы использовали, Роман?

– Да в общем-то, все, что были, – смутился Ромка, – просто снег… он такой разный бывает, да и ночь тоже. Ты чего на меня уставилась, Стаська? – окончательно растерялся Роман.

– Прекрасно! – возрадовался чему-то Яков Семенович, возвращаясь на свое место. – Запомните эти слова!

– «Ты чего на меня уставилась, Стаська»? – хохотнул Виталик, но Яков Семенович грозно зыркнул на него, и тот сразу затих.

– Нет, – глядя Виталику в глаза, отчеканил Яков Семенович, – про снег, что он разный бывает. А еще запомните то, что нам тут не совсем вовремя, правда, Соня про «Героическую симфонию» вещала. Это была разминка. А теперь задание для творческих личностей, кто себя к таковым относит. Вот вам портреты, пофантазируйте об этих людях, напишите о них. Какие они? Что они делали час назад, с кем говорили? Способны они поссориться? А пробежаться босиком по траве? В общем, напишите их историю. Вперед! У вас двадцать минут.

Яков Семенович рассыпал по столу распечатанные фотографии. Здесь были физиономии на любой вкус: курносая веснушчатая девчонка в ромашковом венке, улыбающийся старик с морщинистым и темным лицом, похожим на сушеный чернослив, мрачный черноволосый и нахмуренный мужчина с пронзительным взглядом и саркастичной ухмылкой.

Я выбрала фотографию старушки в старомодной шляпке. Немка или англичанка. Какая она? Я зажмурилась – так всегда лучше фантазировалось – и представила, как старушка выходит с чайным подносом из аккуратного бирюзового дома, садится на узорную литую скамейку, достает тетрадь в тканевой обложке и записывает свои воспоминания. У нее давно уже выросли дети и внуки, они живут в городе и навещают ее на выходных, она радуется их приезду, выслушивает новости и никогда не читает нотаций. Она проводит дни за чтением и разговорами с подружками. Настоящий божий одуванчик. Но иногда ей хочется совершить какую-нибудь авантюру, и тогда она отправляется в путешествие или пускает к себе в дом цыганский табор.

Открыв глаза, я настрочила полстранички про вымышленную старушку и отложила ручку. Слева Ромка писал про какую-то старую картину, портрет знатного молодого человека, а справа Соня аккуратным круглым почерком выводила историю то ли рыбака, то ли кочегара.

– Вот интересно, – сказал Яков Семенович, когда все закончили, – догадались ли вы, что все это – известные персонажи? Кто-то вымышленный, кто-то реальный, но у каждого – свой характер и своя история. Смогли вы их понять по портретам? Кто первый будет зачитывать?

Соня, оказывается, сама того не подозревая, писала вовсе не про какого-то кочегара, а про героя Горького, Челкаша. Она его представила бомжом и убийцей. Ну, в чем-то она, конечно, была права, но оказалось, что Горький сам водил читателей за нос: он нарочно придумал Челкашу такую отталкивающую внешность, чтобы по сравнению с другим героем, Гаврилой, Челкаш казался отрицательным персонажем. А получается, подумала я, Челкаш совсем не так плох по сравнению с этим Гаврилой. Надо будет попросить у Якова Семеновича книжку, люблю неожиданные концовки.

– А со Стасиной миловидной английской старушкой совсем забавно, – усмехнулся Яков Семенович. – Это героиня фильма «Молчи в тряпочку». Никто не смотрел? Ваш божий одуванчик, Стася, – главная преступница и убийца. Не ожидали? В том-то и дело, что ночь не всегда черная, а снег – белый.

Он собрал портреты и стал совсем серьезным:

– А теперь, дорогие, вот вам одна загадка. Я над ней сам уже не первый день бьюсь.

Яков Семенович прошелся туда-сюда по читальному залу, выключил верхний свет, оставив только боковой, и зажег две свечи на рояле. Он делал это не торопясь, собираясь с мыслями, потом покопался в сумке и выудил оттуда ветхие исписанные бумажки.

– Это случилось во время войны, здесь, в О-жске, – Яков Семенович крутил в руке пожелтевший листок. – Город оккупировали нацисты. Вы, конечно, историю все знаете, как они расселились по квартирам и домам. Вам в школе, наверное, рассказывали. Так вот.

Глава 8

Голос Якова Семеновича звучал тихо и неторопливо в полутемном зале. За столом притихли, боясь пропустить хотя бы звук. Я всегда любила слушать даже больше, чем читать. Лет в девять у меня стало падать зрение, и врач посоветовал маме накачать мне побольше аудиокниг, чтобы я не читала и не играла во всякие гаджеты. Сначала я возмущалась, а потом мне понравилось: сидишь, слушаешь, а параллельно рисуешь что-нибудь. Я как будто переносилась в другую реальность, как будто оказывалась под зонтиком Оле-Лукойе, который медленно поворачивал его над головой, показывая разные сны.