Разноцветные “белые вороны” - [33]

В последние годы такое встречается, увы, слишком часто. Вот, к примеру, режим, при котором мы жили 70 лет, был обозначен как «большевистская диктатура» и, соответственно, назван злом. Для того чтобы убедить в этом целую страну, из бесчисленного множества признаков старательно отбирались признаки зла (которые, безусловно, были… как, впрочем, и признаки добра, но о последних предпочитали умалчивать), компоновались, обильно иллюстрировались и т. п. Наконец негативный образ был сформирован: большевистская диктатура — зло. И тогда на место добра был поставлен… рынок. И все это подхватили. И тут же появились яростные апологеты рыночного «добра». По восторженному выражению модного в то время публициста — «рыночники Божьей милостью». И вслед за ними множество людей стали связывать рынок со свободой и демократией, как будто никогда и не слыхали ни о Пиночете, ни о диктаторских режимах в Гватемале, Парагвае, Уругвае, Аргентине и других странах, где рынок прекрасно уживался с самой жестокой диктатурой.

По этой же схеме были скоропалительно пересмотрены я многие другие аспекты нашей жизни, в том числе педагогические. Не остался в стороне и такой важный вопрос: нужно ли детям, знать правду о жизни? Антитезисная пара выглядела следующим образом: при большевиках детей кормили «манной кашей сладкой лжи», и это было зло, потому что подрастающее поколение недоговили к реальной жизни. Следовательно, добром будет говорение всей правды. Под всей правдой при этом подразумевалось (внимание: подмена!) то, что Горький называл «свинцовыми мерзостями жизни».

И «свинцовые мерзости» хлынули бурным потоком и затопила экраны, страницы, сцену. Известный авторитет в области педагогики, восхищаясь романом Анатолия Кима, в котором уголовники изнасиловали и до смерти замучили одного зека, страстно призывал родителей включить этот роман в круг семейного чтения и для пущей убедительности сообщил, что он уже провел со своими детьми несколько коллективных читок.

А не менее известный кинодраматург, определявший репертуарную политику детской киностудии, в качестве образцов, которые сейчас более всего необходимы детям, приводил два сценария. В одном мальчики убили своего товарища, закопали в землю и, тайком приходя на на это место, прикладывали ухо к земле — а вдруг он все–таки дышит? («Тут же еще и особенностости детского мышления, понимаете?» — пояснял маэстро.) Во втором же сценарии главным действующим лицом была… нога. Оторванная на афганской войне и зажившая. Своей отдельной жизнью.

Примеры «правдивого современного искусства» можно приводить до бесконечности. Их «тьмы и тьмы и тьмы», но они вам и так отлично известны. Гораздо важнее объяснить, в чем же здесь подмена. Разве в жизни не встречаются жестокости, ужасы, зверства? Конечно, встречаются. Как, впроочем, и любовь, жалость, самопожертвование. В жизни вообще в с ё встречается. И все — правда. Все, а не малая часть, которую в народе быстро и очень окрестили «чернухой». А выдавать чернуху за главную правду жизни есть самая настоящая ложь! Раньше лгали, что все прекрасно, теперь лгут, что все ужасно. Вот она, истинная пара. Не ложь — правда, а ложь «коммунистическая» — ложь «демократическая». По сути дела, никакого противопоставления: ложь и ложь.

И снова нас подстерегает ловушка. Хочется пылко воскликнуть: любая ложь неприемлема — что та, что эта! Ребенок должен знать правду!

Но тогда детям нельзя читать сказки. Ведь, строго говоря, там все ложь.

Кстати, однажды мы столкнулись с яростным борцом за правду. Это был чиновник Министерства культуры. Гладкий, холеный, явно не познакомившийся в детстве с «суровой правдой жизни», он учил нас уму–разуму:

— Милые мои, ну сколько же мы будем кормить детей этими красивыми сказочками? Этими Золушками и Белоснежками? Маловато потрясений, друзья! Жестче надо писать. Достоверней и жестче. — Его пухлые детские щеки даже втягивались на слове «жестче». — Когда же, наконец, появятся детские драматурги, которые будут писать нам сказки с плохим концом? Герои должны гибнуть, а зло — торжествовать! Пусть будет как в жизни. Жизнь, милые мои, — это вам не сопли с сахаром…

И, мечтательно улыбнувшись, добавил:

— Эх, если бы нашелся режиссер, который бы смог воплотить мой замысел… Представьте себе: кукольный театр, на сцене — пьеса. Ну, такая… настоящая, без сю–сю… И вот, в самый напряженный момент, скажем, в момент убийства или, там, изнасилования… из сиденья вылезает иголка и впивается прямо в задницу зрителя! Чтоб уж проняло!.. А?.. Правда, гениально?

(Авторская ремарка: кукольные театры, которые курировал этот любитель потрясений, посещаются в основном детьми дошкольного и младшего школьного возраста.)

Ей–Богу, мы ничего не выдумали! Разве что немного сократили монолог чиновника. Другое дело, что его программа еще не полностью реализована. Не сконструировали ни в одном кукольном театре кресла с выскакивающими в нужный момент иголками. Зато с потрясениями все в порядке, и вряд ли кто–то может пожаловаться, что их «маловато». Проще всего подойти к киноафише. «Киборг–убийца», «Маньяк–убийца», «Поцелуй убийцы», «В постели с убийцей». Ну, это для подростков, прогуливающих школу. Детей помладше, не волнуйтесь, тоже не обделили. И они не остались в стороне от «правды жизни». Ни тебе застойного Чебурашки с Крокодилом Геной, ни предзастойных экранизаций Бажова и Мамина–Сибиряка (разве что июдда по ТВ). А вот столь привычные нам недавно программы мультипликационных фильмов, на которые можно было торжественно водить детей в кино по выходным, бесследно канули в прошлое…