Разная любовь, разная смерть - [22]

Далее шел Луис Хоган, работавший в профсоюзах и вернувшийся в Нью-Йорк в среду на машине из Вашингтона в два тридцать ночи. Сделать небольшой крюк и заехать в Аллентаун для него не составило бы труда.

Затем — Джозеф Лайдон, занимавшийся операциями по продаже недвижимости, заявивший, что с восьми тридцати в среду вечером до двух пятнадцати ночи был со своей любовницей у нее на квартире. Вряд ли ее можно считать надежным свидетелем, а ее слова принимать на веру бездоказательно.

И наконец, Пол Айнхорн, служащий авиакомпании, который в среду ночью в одиночку шатался по барам и не знал точно, когда вернулся домой, помнил только, что бары к тому времени уже закрылись.

В заключение я снова перечитал записку Риты Касл. Безусловно, создавалось впечатление, что записку писала смазливая куколка, как ее охарактеризовал Роджер Керриган, и я снова подумал о двух фотографиях Риты Касл, присланных Рембеком.

«Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь».

Основываясь на том, как сформулирована записка, можно было сделать определенные предположения. Замешанный в деле мужчина был искусным любовником — по крайней мере, для Риты Касл более желанным, чем Рембек. По нашей версии, он принадлежал к кругу знакомых Рембека. По всей видимости, не было причин для иных предположений и надо придерживаться их до тех пор, пока они не заведут нас в тупик — если такое случится. Тогда придется все бросить и опять выдвигать новые теории.

Какие еще из этой записки следуют выводы? Я покрутил ее в руках, пытаясь что-то разгадать, прочесть каким-нибудь иным способом, но в голове было пусто, ни единой мысли.

Ладно. Время терпит — мы еще не зашли в тупик и, может быть, не зайдем. Я спрятал записку в шкаф, оставил рапорты о допрошенных по алиби на столе Микки, чтобы он их сразу подшил и убрал карандаши и бумаги в верхний ящик своего письменного стола. Затем я накинул плащ, и мы с Керриганом вышли из офиса и спустились на улицу. Не без труда поймав такси, мы направились в центр города в очень дорогой ресторан, рекомендованный Керриганом. Когда я забормотал было что-то насчет цены, Керриган успокоил меня:

— Не думайте про это, господин бизнесмен. Вы забыли, что все расходы оплачиваются?

Блюда не стоили затраченных денег. Но в конце концов меня ведь вообще могли и не кормить бесплатно. Мы молчали, пока не приступили к кофе, и тогда Керриган заговорил:

— Теперь задавайте свои вопросы.

— Конечно, — согласился я, — раз уж представился такой случай. — Я вытащил из кармана новый блокнот, раскрыл его, положил на стол и достал ручку. — Ваше имя — Роджер Керриган. Вы его не меняли?

На его губах мелькнуло подобие улыбки.

— Не менял.

— Второе имя?

— Оскар. В честь моего дедушки.

— Возраст?

— Тридцать четыре года.

— В списке вы значитесь как наблюдатель-координатор. Что это за должность?

— Эту часть беседы записывать не следует, — предупредил он.

— Ладно. — Я отложил ручку и взял чашку с кофе.

— В ведении корпорации, — начал он, — находится некоторая территория, в основном северо-восток, вниз до Вашингтона и к западу до Огайо. Территория делится на районы, которые управляются независимо друг от друга. К примеру, Рембек, он управляет данным районом и никогда не получает указаний от корпорации — она ни во что не вмешивается. Однако когда что-нибудь случается, те или иные неприятности, корпорация считает нужным выяснить, все ли в порядке в районе. В этом и заключается моя работа.

— Значит, корпорация посылает вас сюда на инспекцию?

— Не совсем. Я все время нахожусь здесь. Я живу в Нью-Йорке, и мы с Эрни поддерживаем светское знакомство, общаемся в неслужебное время. Просто изредка мне звонят из корпорации по такому-то поводу, когда хотят знать, что происходит. Бывает, Эрни иногда надо передать в корпорацию весточку, и тогда он обращается ко мне.

— То есть вы-то, что называется «буфер».

— Можно и так сказать.

— Но в другие районы корпорация вас не посылает? На вашем попечении только этот?

— Нет, почему же. Я являюсь координатором Нью-Йорка, Лонг-Айленда и Вестчестера.

— Значит, несколько районов.

— Девять, — уточнил он.

— И с другими главами районов вы тоже поддерживаете светские знакомства? Как и с Эрни Рембеком?

— Разумеется, более или менее. Эрни я знаю лучше всех, ибо живу в его районе. У нас к тому же хорошие личные отношения. Чего не скажешь, например, о типе из графства Нассо, которого я как человека на дух не переношу, поэтому и езжу туда только в случае крайней необходимости.

— И как давно вы на этой должности? — спросил я.

— Пять… нет, шесть лет.

— Как вы ее получили?

Он усмехнулся:

— Сумел себя хорошо подать.

— А чем вы занимались прежде?

— Вы что, хотите знать всю мою биографию, мистер Тобин?

— Да, хочу.

— Ну так вы ее не узнаете.

— Ладно. Судимости у вас есть?

— Нет.

— Аресты?

— Не по гражданской части.

— Что это значит?

С него вдруг слетела вся благовоспитанность.

— Это значит, что в армии меня упекли в тюрьму, когда я был еще в младенческом возрасте, ясно?

— Насколько младенческом?

— Мне было девятнадцать. Я полгода в ней проторчал. Он весь был на взводе. Наверняка ему припомнилась какая-нибудь, несправедливость, реальная или мнимая.