Размышления в красном цвете - [149]

И вообще Кравченко все больше осознавал несправедливость западного мира. У него развилась едва ли не навязчивая идея коренным образом изменить и западные демократические общества. Таким образом, написав продолжение своей книги (получившее намного меньшую популярность) под знаменательным названием «Я выбираю справедливость», он включился в ожесточенные поиски нового, не столь эксплуататорского способа организации производства. Эти искания привели его в Боливию, где он вложил (и потерял) свои деньги в организацию новых коллективных хозяйств для бедных фермеров. Удрученный крахом своих предприятий, он ушел в частную жизнь и застрелился в своей квартире в Нью-Йорке. Его самоубийство объяснялось угнетенным состоянием духа, а не каким-то темным шантажом со стороны КГБ. Это доказательство того, что его разрыв с Советским Союзом был искренним актом протеста против несправедливости. Слух, будто Делёз накануне своей смерти работал над книгой о Марксе, можно считать индикатором более широкой тенденции. В христианском прошлом нередко случалось, что люди, которые вели беспорядочную жизнь, в старости возвращались под тихий кров церкви, чтобы перед смертью примириться с Богом. Нечто подобное сегодня имеет место среди антикоммунистически настроенных левых: в последние годы жизни они возвращаются к коммунизму, как если бы совершив предательство и ударившись в распутство, они хотели примириться с Коммунистической Идеей. Смысл их позднего обращения примерно таков: мы провели жизнь, тщетно бунтуя против того, что было истинно, и мы знали об этом в глубине души. Так что даже если крупнейший антикоммунист Кравченко в определенном смысле возвратился к своей вере, мы скажем вам: не бойтесь, присоединяйтесь к нам, возвращайтесь. Вы порезвились с вашим антикоммунизмом, и вы прощены — пришло время снова стать серьезными!

В старые добрые дни «реального социализма» среди диссидентов ходил анекдот, иллюстрировавший тщетность их протестов. В XV веке, когда Россия была оккупирована монголами, идет по пыльной проселочной дороге крестьянин вместе со своей женой. Их нагоняет монгол на коне, останавливается и сообщает крестьянину, что намерен изнасиловать его жену, и добавляет: «Но дорога очень пыльная, так что тебе придется держать мои яйца, чтобы они не запачкались, пока я буду насиловать твою жену!» Закончив свое дело, монгол уезжает, а крестьянин принимается смеяться и прыгать от радости. Удивленная жена спрашивает его: «С чего это ты радостно скачешь, когда меня грубо изнасиловали на твоих глазах?» Крестьянин отвечает ей: «Но я обманул его! Его яйца все в пыли!»

Этот невеселый анекдот отражает положение диссидентов: им казалось, что они наносят партийной номенклатуре серьезные удары, а на самом деле они всего лишь чуть-чуть посыпали ее яйца пылью, а она продолжала насиловать людей… Разве не в таком же положении находятся сегодня критически настроенные левые? (Среди современных названий для смиренного посыпания пылью яиц власть имущих — «деконструкция» и «защита индивидуальных свобод».) Во время известного диспута в Саламанкском университете в 1936 году Мигель де Унамуно бросил франкистам: «Vencerйis, pero no convencerйis» («Вы победите, но не убедите»). Неужели это все, что нынешние левые способны сказать торжествующему глобальному капитализму? Обречены ли левые вечно играть роль тех, кто убеждает, но терпит поражение (и бывает особенно убедителен, когда задним числом объясняет причины своего поражения)? Наша задача — понять, как сделать шаг вперед, и наш одиннадцатый тезис должен сегодня звучать так: в наших обществах критически настроенные левые до сих пор только пачкали пылью яйца власть имущих, тогда как задача в том, чтобы их отрезать.

В 1960-х годы Лакан издавал нерегулярно выходивший и недолго просуществовавший журнал своей школы под названием «Scilicet»[321] — не в преобладающем сегодня значении этого слова («а именно», «то есть», «что значит»), а в буквальном — «позволено знать» (знать что? Что думает о бессознательном Парижская фрейдистская школа…). Сегодня наше послание должно быть таким же: коммунизм позволено знать и в полной мере быть вовлеченным в него, позволено снова действовать в полном согласии с Коммунистической Идеей. Либеральная вседозволенность относится к порядку videlicet — «позволено видеть». Но сама очарованность непристойной стороной того, что нам позволяется видеть, мешает нам знать, что же мы видим. Время либерально-демократического моралистического шантажа прошло. Нам не нужно извиняться, пусть извиняются шантажисты.