Размышления о жизни и счастье - [5]

Счастливый месяц в Париже пролетел, как один миг. Жене надо было возвращаться домой, а я, ранний пенсионер, мог побродяжничать ещё некоторое время.

Знакомые художники как-то привели меня в русский ресторан, где их изредка подкармливали. Как уж получилось, не знаю, но хозяин ресторана проникся ко мне и заказал написать ему копию репинских «Запорожцев, пишущих письмо турецкому султану». Удивляясь собственному нахальству, я согласился, хотя прежде лица никогда не писал. Чтобы вам, дорогая Лидия Трофимовна, была понятна степень моего авантюризма, скажу, что размер репинского полотна два с половиной на три метра! Ничего подобного прежде я не писал. С утра до вечера я в ужасе лазил по полотну, размазывая на пузе краски. Казалось, даже многострадальный велосипед смеётся надо мной. Удивительно, но посетители ресторана «Анастасия», где я слизывал с репродукции репинский шедевр, не замечали моего дилетантизма. Испытание моё длилось почти три месяца. Как ни странно, хозяин работой остался доволен, а обо мне и говорить нечего. На заработанные деньги купил видеокамеру, но поснимать Париж в этот раз не пришлось — виза закончилась.

На следующий год мы с женой поехали в Париж уже цивилизованно — по приглашению потомков секунданта Пушкина Данзасов. С Петром Яковлевичем Данзасом, человеком удивительной судьбы, отсидевшим в сталинских лагерях десять лет, я познакомился через его дочку Машу, которая впоследствии приезжала в Петербург. В литературном кафе «Вольф и Беранже» на Невском проспекте в честь предка ей устроили овацию, чем она была изрядно смущена. Среди потомков русских дворян в Париже она ничем не выделялась.

После отъезда жены я снова работал, но такого заказа мне уже не предлагали. Рисовал виды Парижа и продавал их туристам. Вечерами бродил по Монмартру, куда тоже мечтал попасть с детства. Ничего интереснее площади, где сто лет подряд на глазах у публики работают художники, нет на белом свете. Я уж не говорю о ночной жизни Монмартра. В этот раз я снял любительский фильм о Париже.

Любовь к путешествиям — болезнь заразная. С тех пор мы стали все деньги тратить на поездки. Побывали в Риме и Мадриде, Лиссабоне и Лондоне, Амстердаме и Копенгагене. Мы облазили все европейские музеи, побывали в сказочной Венеции, которую когда-то с таким упоением копировали. Словом, будет, что вспомнить на старости лет.

Ну, а что теперь?

Сижу дома, царапаю помаленьку. Пишу рассказы, записываю соображения о жизни. Вот сегодня мне исполнилось, чёрт возьми, пятьдесят семь лет. Это, пожалуй, немало. Но, с другой стороны, я пишу моей дорогой учительнице, которой можно только позавидовать — я слышал, что недавно вы, Лидия Трофимовна, отметили своё девяностолетие! Поздравляю, здоровья вам и светлого ума, которым вы всегда отличались!

Есть у меня рассказ о том времени, когда мы, ваши ученики, собирались в вашем гостеприимном доме, пили чай с докторской колбасой, травили анекдоты, читали Блока и Есенина и не ведали, что в нашей весёлой компании был «стукач». Знали ли вы об этом? Не узнал бы и я, да вызвали меня после армейского отпуска, который я наполовину провёл у вас, в секретный отдел части и предложили рассказать, как это я, комсомолец, угодил в компанию антисоветчиков, почти «врагов народа». Всех, кто бывал у вас, перечислили по фамилиям и пригрозили мне изгнанием из комсомола и дорогой, подальше Соловков. Было это, помнится, в пятьдесят шестом году уже после смерти Сталина.

Дело замяли, так как частью командовал Герой Советского Союза, и у него из-за «паршивой овцы в стаде» могла полететь звезда Героя.

Такая была со мной армейская история. Но она, слава Богу, на дальнейшей жизни не отразилась.

Вот примерный рассказ о жизни и приключениях вашего ученика, бродяги и дилетанта Юрия Зверева. Долгие годы я занимаюсь тем, к чему меня склонил прирождённый авантюризм. Это славное качеств заставило меня исписать кучу бумаги и увешать своими живописными опусами квартиру. Если сюда прибавить многолетнее дворничество, фотографию и переплётное дело, то, согласитесь, получается довольно широкий профиль. А представьте себе, что было бы, если бы я получил медаль, без экзаменов поступил в институт и всю жизнь проходил по одной дорожке?!

Бр-р-р… Страшно подумать! Всю жизнь я благодарен вам, дорогая Лидия Трофимовна, что не дотянули меня до медали.

Привет милой сердцу Перми, нашим общим знакомым и вашим родным. Я горжусь, что у меня есть учительница, приобщившая меня к литературе и сделавшая мою жизнь счастливой. Правда, этому способствовала моя замечательная жена, которая шлёт вам свои поздравления и тихую благодарность. Здоровья вам и счастья!

Ваш Ю.Зверев.

2 июля 1992 г.

Создавая острые ситуации для своего героя, писатель должен помнить, что подобное может произойти и с любым смертным, что реальная жизнь всегда драматична. А это значит, что для каждого человека надо отыскивать такую сферу, в которой он потенциально беспределен. Человек редко похож на то, что мы способны в нём видеть, ибо несёт в себе перспективу общечеловеческого бессмертия.

Из письма С.К.

20 сентября 1987 г.