Размышления о западном марксизме - [16]
Приход к власти нацистов в 1933 г. вынудил Институт выехать из страны, но не уничтожил его как центр теоретической мысли. Хоркхаймеру удалось договориться о переводе Института в США в 1934 г. и о присоединении его к Колумбийскому университету в Нью-Йорке в качестве ассоциированного учреждения. Перед началом второй мировой войны все ближайшие коллеги Хоркхаймера переехали к нему в Америку. В Соединенных Штатах Институт работал в политической обстановке, где не было ни массового рабочего движения, хотя бы формально приверженного идеалам социализма, ни сколь-нибудь заметной марксистской школы. В новой обстановке Институт постепенно начал приспосабливаться к местной буржуазной среде, пересмотрев свою прошлую и настоящую деятельность, дабы не уязвить местные академические и корпоративные круги, и проводя социологические исследования в духе традиционного позитивизма. Стараясь не выделяться из нового окружения. Институт фактически полностью устранился от политики. Вместе с тем Хоркхаймер и Адорно по-прежнему испытывали резкую личную неприязнь к американскому обществу, что нашло отражение в опубликованном после войны совместном труде «Диалектика Просвещения» (предусмотрительно изданном в Голландии). В нем североамериканский либерализм фактически отождествлялся с германским фашизмом. Возвращение Института во Франкфурт в 1949—1950 гг. не изменило его социальные функции и ориентацию, существенно трансформировавшиеся в США, несмотря на то, что теперь Западная Германия в политическом и культурном отношении являла собой самую реакционную из крупных стран Европы. Марксистские школы в ней были уничтожены в результате нацистского шовинизма и репрессий англичан и американцев, а рабочий класс был временно пассивен и инертен. В условиях, когда предстал запрет КПГ, а СДП формально порвала все связи с марксизмом, деполитизация Института была завершена: если в академических кругах США он был обособленным анклавом, то в Западной Германии его официально чествовали и брали под покровительство. Критическая теория, которую в 30-х годах выдвигал Хоркхаймер, теперь прямо отвергала какую-либо связь с социалистической практикой. Отойдя от дел, Хоркхаймер дошел до позорной апологетики капитализма[2-10].
Напротив, Адорно (он стал директором Института в 1958 г., при нем в Институте были созданы самые значительные работы в послевоенный период) никогда не вступал на этот путь: он отстранился от политики дальше, чем кто-либо из его коллег. В отличие от него, Маркузе, который остался в США и находился в 50-е и 60-е годы в духовной и институциональной изоляции, сохранил непримиримую революционную личную позицию. Однако объективно напряженность обстановки, в которой он оказался, отразилась на его образе мышления. Он разделял политические идеалы классического марксизма и в то же время находился в полной изоляции от какой-либо активной социальной силы, борющейся за эти идеалы. Маркузе теоретически осмысливает в Америке структурную «интеграцию» рабочего класса в развитый капитализм и, следовательно, непреодолимость разрыва между социалистической теорией — вновь неизбежно превращающейся в «утопию» — и действиями пролетариата в современной истории. Разрыв между теорией и практикой, который без шума обозначился на практике в Германии в конце 20-х годов, был шумно освящен в теории в середине 60-х с выходом книги «Одномерный человек».
До победы нацизма Германия была единственной крупной страной в Европе за пределами России с массовой коммунистической партией. Позже во Франции в период Народного фронта коммунистическое движение приобретает массовый характер. После второй мировой войны, в то время как КПГ в Западной Германии фактически устраняют, ФКП становится массовой организацией рабочего класса во Франции. Такой двойной сдвиг изменил все соотношения в марксистской культуре в Европе. Начиная с эпохи II Интернационала французское рабочее движение, которое в начале XIX в. было ведущей силой на континенте по политической боевитости и интеллектуальному творчеству, в теоретическом отношении значительно отстало от рабочего движения стран Восточной и Центральной Европы и даже Италии. Марксизм никогда глубоко не проникал ни в СФИО (Французская секция рабочего Интернационала), ни в ВКТ. Можно назвать две основные причины отставания Третьей республики в развитии марксистской культуры. Во-первых, устойчивость домарксистских традиций (прудонизм, бланкизм, анархо-синдикализм) среди самого пролетариата и, во-вторых, неувядающая сила буржуазного радикализма позднего якобинского типа, который прочно удерживал французскую интеллигенцию в лоне ее класса. При слиянии этих двух течений, например, в таком лидере, как Жорес, появилась социальная доктрина с ярко выраженным идеализмом и провинциализмом. Франция не внесла никакого существенного вклада в крупные дискуссии периода, предшествовавшего 1914 г. Как бы то ни было, «Капитал» оставался для Французской социалистической партии (ФСП) нераскрытой книгой. Следует отметить, что до первой мировой войны во Франции не было переведено ни одного сколь-нибудь важного теоретического труда, написанного после Маркса и Энгельса. Победа Антанты в 1918 г., сохранившая господство французской буржуазии, оградившая французский рабочий класс от тягот поражения, задержала вызревание условий для роста марксизма как реальной силы страны. Численность рядов ФКП, которая в 1920 г., казалось, резко увеличилась, вскоре сократилась до относительно скромной цифры, и в конце десятилетия насчитывала около 50 тыс. человек. Что касается интеллигенции, то партия привлекала в свои ряды в основном литераторов, которые относились к наследию социалистических идей скорее эмоционально, нежели научно.
