Размышления о виселице - [16]

Рассмотрим эту проблему с точки зрения защиты общества. Мы знаем, что факт повешения поросенка не помешает другим свиньям нападать на детей, оставленных по небрежности в пределах их досягаемости. Надежно запереть поросенка — вполне достаточная защита для общества. Но это не ответ, потому что опыт доказывает, что казнить людей — в смысле устрашения — не более эффективно, нежели их запирать. В этих условиях вера в устрашение посредством смертной казни исчезает, и повешение человека оказывается столь же бесполезной жестокостью, что и повешение лошади. Почему же мы больше негодуем при мысли о расправе с лошадью? Потому что она беззащитна? Связанная или прикрученная к стулу женщина, которую в таком виде доставляют на эшафот, не менее беззащитна.

Стало быть, нужно искать ответ в другом месте. Попробуем подойти с такой стороны: «Эта несчастная тварь не знала, что делала. Она не может рассматриваться как способная нести ответственность за свои поступки. В этих условиях процесс превращается в чистый фарс». Кажется, что мы вышли, наконец, на верный путь. Но так ли это на самом деле? Ведь если вам приходилось когда-либо видеть виноватые глаза своей собаки, после того как она стащила котлету или растерзала туфли, вы поймете, что у присяжных не будет другого выхода, нежели объявить ее виновной, в силу правил М'Найтена: ваша собака знала природу своего поступка и знала, что совершать его дурно.

Конечно, свинья не столь умна, как собака, и в сравнении с последней ее можно рассматривать как существо, лишенное морального чувства. Но каждый знает, что умственная неполноценность и отсутствие морального чувства не освобождают от уголовной ответственности и что этих мотивов недостаточно для того, чтобы вынести вердикт: «Виновен, но безумен». Стрэффен был ненормальным в умственном отношении, и тем не менее его приговорили к смерти, после того как судья, г. Кэсселз, напомнил присяжным, что им нужно учитывать только «правила М'Найтена», «а не то, что речь идет о слабоумном и о человеке, лишенном морального чувства». В этих условиях прокуратуре было бы нетрудно доказать, что свинья, в рамках своих скромных возможностей, знала, что делала, и знала, что совершает нечто недозволенное. И доказательством тому является то, что, как только пришел сторож, она убежала с виноватым видом, вместо того чтобы подойти к нему, как обычно, чтобы попросить пищи. Мы можем пойти и дальше, оставаясь на твердой почве законности. Любое животное, поддающееся приручению или дрессировке, наши трибуналы могут рассматривать как подлежащее ответственности, на основании того простого довода, что дрессировка основывается на различиях в уме животного между тем, что позволено и что не позволено. Точно так же, как дисциплина в домах умалишенных может поддерживаться благодаря тому, что все сумасшедшие, кроме тех, кого помещают в палату для буйных, способны различать между «хорошо» и «плохо» относительно правил, установленных их сторожами. Как отметил лорд Брэмуелл примерно восемьдесят лет тому назад: «Действующий закон содержит такое определение безумия, что никто не может быть в достаточной мере безумным, чтобы смог подпадать под него». Достоверно, что если слабоумный предстает перед трибуналом, этот последний, в соответствии с законом, обязан отправить его в психиатрическое учреждение или поместить его под наблюдение вместо того, чтобы судить — разве только совершенное им преступление не предполагает применения смертной казни. В этом последнем случае суд должен принять решение.

В этих условиях защитники животных должны найти другие аргументы. Слабоумие и отсутствие морального чувства не позволят их клиентам выйти сухими из воды. Не больше поможет и защита, основанная на аргументах «ограниченной ответственности», поскольку принято, что ограниченная ответственность может существовать в Шотландии, но не существует в Англии и Уэльсе.

Единственная надежда — что обвинение в убийстве превратится в обвинение в причинении смерти. В случае с лошадью, которая умертвила своего хозяина ударом ноги, могла иметь место провокация, если лошадь стала нервной и раздражительной от мушкетного выстрела в Шербурской баталии, а злобный хозяин, как утверждают свидетели, взорвал у нее перед носом петарду, чтобы подразнить ее. В этих условиях дураку остается пенять на себя, если его лошадь потеряла самообладание. Но и это не решает дела. Во-первых, поскольку провокация не является смягчающим обстоятельством,[3] если она ограничивалась только словами или жестами. Во-вторых, поскольку провокация должна быть такого рода, чтобы присяжные убедились: а) что она лишила обвиняемого всякого самообладания, б) что она оказала бы то же воздействие на любого разумного человека (или лошадь). Следовательно, тварь «умственно неполноценная», «умственно ненормальная» или же «исключительно возбудимая и драчливая» не имеет права ссылаться на провокацию, которая не могла бы заставить «нормальную личность вести себя так, как повела она». Эта законодательная тонкость, касающаяся провокации, в общем виде именуется «критерием разумного человека». Там совершенно ясно сказано, что когда присяжные должны решить, была ли достаточна провокация для того, чтобы лишить разумного человека всякого самообладания