Ее ребенок… мертвый!
Ей так хотелось, чтобы он родился! Она отказывалась верить, что ребенок Макса — единственное, что ее связывало с ним, — умер.
День за днем она ждала, надеялась, что ребенок проснется, начнет толкаться маленькими кулачками, ножками…
Все внутри у нее сжалось при воспоминании о тех днях, когда она носила мертвого ребенка. А потом высокая температура, несколько часов кошмара в одиночестве, пока наконец родная тетка не нашла ее, рыдающую от боли, в ванной комнате.
Как же она рыдала, поняв, что Макс виновен в смерти собственного ребенка — пусть даже он и не знал о его существовании…
Несколько дней Лора пролежала в больнице под неусыпным надзором медсестры. А потом… появился полный сочувствия врач. И сообщил ей, что пришлось удалить матку и у нее никогда не будет детей. Но внешне это никак не проявится, постарался он хоть немного успокоить ее.
Горе согнуло Лору. Предательство Макса лишило ее того, чего она хотела больше всего на свете.
Счастливое замужество. Дети. Много детей-погодков. О Господи! Ее сердце разрывалось на части…
— Лора!
Но она уже не могла сдержать рыданий и не хотела, чтобы он их услышал. Она повесила трубку и отключила телефон.
В это утро в магазине было паломничество детей. Белокурые двойняшки в красных комбинезонах и шляпках, кудрявый малыш-здоровячок и очаровательный Руфус.
Лора крепко сжала в руках книгу заказов. Глубокий вдох… так… еще раз… Спокойно. Руфус уже сидит в коляске на улице, рассматривая прохожих из-под неправдоподобно длинных и густых ресниц.
— Подождите, вот появятся свои!.. — счастливо приговаривала его мать. — Пеленки, бессонные ночи…
Звучит замечательно.
Лора вежливо улыбнулась на эти слова: конечно, женщина понятия не имела о ее проблемах — и поспешила заняться обсуждением рождественского торта. Она не позволяла себе даже взглянуть в сторону малыша, зная, что не удержится и погладит его персиковую щечку…
С каменным лицом она убрала книгу заказов и заняла свое место за прилавком, надеясь, что сегодня счастливых мамаш больше не будет.
Перед глазами стояло милое личико Руфуса, его густые черные волосы и огромные глаза, способные растопить даже сталь, не говоря уже о чувствительном сердце Лоры.
Будь проклят Макс! Но теперь уже ничего не изменишь, надо привыкать к тому, что случилось.
— Послушай, Лора, — услышала она голос Люка за спиной. — За те две недели, что ты работаешь здесь, ты вовсе не была Мэри Поплине для малышей. Что с тобой?
Лора начала переставлять коробки с тортами, изо всех сил стараясь изобразить спокойствие.
— Не понимаю, о чем ты, — прикинулась она удивленной.
Теперь возьми торт с полки, прочитай, что там написано. «С тридцатилетием, Джаспер». Изобрази восторг при виде такого чуда — «БМВ» из шоколада и крема, так, теперь положи торт в коробку, постарайся не сломать зеркальца…
— Ты же не обратила никакого внимания на этого малыша! В чем он провинился?
Люк, владелец кондитерской «Греховные торты и неприличные пудинги», явно не хотел менять тему разговора. Ей опять пришлось притвориться занятой тортами.
— Ты же прекрасно понимаешь, что это часть твоей работы: сюсюкать и вздыхать над малышами!
— Да, понимаю. Может быть, выставить на полки сахарных мышат? — спросила она елейным голосом.
— Нет! — Люк схватил ее за плечи и развернул к себе.
Она отвела глаза. Еще два часа восемь минут до назначенной Максом встречи. Напряжение нарастало в ней буквально с каждой минутой, будто она находилась в центре запуска ракет.
Сохли губы, дрожали руки.
— Лора… — В мягком голосе Люка звучала забота.
— О, пожалуйста, не надо, — всхлипнула она.
Только не жалость! Все что угодно, только не жалость! Она сделала попытку вывернуться из его рук, но он был слишком высок ростом и силен, чтобы с ним могла справиться хрупкая женщина.
— Пожалуйста, — повторила она, чувствуя, что окончательно теряет контроль над собой.
Он отпустил ее. Но она не могла шевельнуться. Чувство полной безнадежности пригвоздило ее к месту.
Он закрыл дверь, отключил звонок, повесил табличку «Закрыто». Потом она услышала его приближающиеся шаги.
— Думаю, надо выпить кофе и поговорить, — произнес Люк, беря ее под локоть.
У него был такой мягкий, теплый голос, как будто он что-то знал о той боли, какую она носила в душе. Он великолепно умел слушать, за что бесконечно нравился ей.
Они работали и обедали вместе, были добрыми друзьями. Но она не хотела ни с кем делиться. А если сделать это сейчас, накануне появления Макса, она просто не вьщержит. Но Люку надо было хоть что-то объяснить.
Он прикрыл дверь, которая вела в служебное помещение. Здесь восхитительно пахло выпечкой. Он усадил ее в кресло с явным намерением вызвать на откровенный разговор.
— Я вижу, с тобой что-то не так. Обычно ты прекрасно обращаешься с покупателями. Люди чувствуют твое участие к ним. Но с детьми ты почему-то ведешь себя как-то странно. Что… ты имеешь против них?
— Ничего. — Она обожала детей. Вот в чем было все дело.
Ее лицо исказилось, из глаз потекли слезы. Люк опустился перед ней на колени, гладил ее по спине, шептал успокаивающие слова.
— О, черт возьми! — Она так хотела потрясающе выглядеть, когда появится Макс. Независимой, преуспевающей, довольной и сильной. Вместо этого у нее будут глаза на мокром месте и зареванное лицо.
