Разлив Цивиля - [46]

Он повертел его в руке.

— Отремонтировать можно. Сварить электросваркой. По правде сказать, ручной тормоз не очень-то и нужен.

Павел пристально посмотрел на Марью. Та не выдержала его взгляд, смешалась, заторопилась:

— У меня и ножной не держит. Может, и его сваришь?

— Если надо — почему бы и нет.

— Коли так, с меня пол-литра. — Марья поставила на стол бутылку с коньяком. — А то и за погрузку тогда не выпили.

— Ну, это-то ты зря, — сказал Павел недовольно.

— Почему? Разве грешно выпить? Говорят, кто не пьет и не курит — наполовину женщина.

— Тогда я полная женщина, — засмеялся Павел.

— Не обижайся: народное присловье. За сколь купила, за столь и продаю.

— Народное — значит, верное… Ну, да что говорить: пришедшего гостя не выгоняют. А если есть что выпить, то надо приготовить и закуску. У меня, холостяка, не очень-то богато, но что-нибудь, однако же, найдем.

Павел достал яйца, остаток шыртапа, принесенного Володей.

— Дай я приготовлю, — вскочила со стула Марья.

Быстро сняв и повесив пальто, она осталась в одном платье. И когда Павел увидел ее такую — а без пальто, как приехал, ему видеть Марью еще не приходилось, — он невольно залюбовался ее стройной фигурой. И толстая коса до пояса с заплетенной в нее белой капроновой дейтой, и цвет платья, и его, точный по талии, покрой — все молодило Марью, делало ее совсем непохожей на замужнюю женщину.

— Павел, а к тебе никто не должен приходить?

— Вроде бы нет.

— Все же не лучше ли закрыть сени на крючок? А то вдруг кто явится и невесть что подумает.

«Если закроешься, куда больше будет оснований подумать невесть что», — хотел сказать Павел, но не сказал, а вышел и закрыл сени.

Как быстра, как проворна Марья. У нее уже и хворост горит, и сковорода зашипела.

— Приготовь тарелки, — распорядилась она. — Шыртан нарежь сам.

Сели за стол.

Первыми рюмками стукнулись без слов, глядя друг другу в глаза.

Марья пила легко, даже не морщилась. И Павел, глядя на нее, тоже лихо опрокинул свою рюмку. И только сейчас почувствовал, как проголодался. Яичница оказалась как раз кстати.

«Бедному парню ведь и поесть приготовить некому», — видя, с каким аппетитом он поедает яичницу, подумала Марья.

Налили еще.

— Скучно, Павел. Уныло. Трофим уехал в Чебоксары. Я одна дома. Не с кем словом переброситься. Эх!..

Марья на этот раз тоже одним махом опорожнила рюмку, не закусывая, облокотилась на стол и, охватив голову руками, стала молча глядеть на Павла. Говорить и не надо было ничего, глаза Марьи были красноречивее всяких слов.

Павла и манили и пугали глаза Марьи. Ему и хотелось тоже вот так глядеть и глядеть на нее, и что-то его все еще останавливало.

— Люблю, Павел… — тихо, одними губами, без голоса, прошептала Марья. — Тебя люблю.

И, произнеся эти слова, облегченно вздохнула. Словно носила какую-то тяжесть и вот наконец-то сбросила.

И у Павла тоже будто защелка где-то внутри соскочила. Ну что бы значило: ведь то, что сказала Марья, он еще до этого прочитал в ее взгляде. А вот слова сказаны, и все сразу стало по-другому. Все теперь казалось простым и легким. Голова немножко кружилась. Но его пьянило, может быть, не столько вино, сколько близость молодой красивой женщины. Пьянило горделивое сознание, что вот с ним рядом сидит та, по которой несколько лет назад сохли многие сявалкасинские парни. Она сидит рядом, она его любит и в эту весеннюю ночь будет принадлежать ему.

И он уже безбоязненно, открыто поглядел в затуманенные страстью глаза Марьи. Поглядел, должно быть, таким же, хорошо понятным для Марьи, взглядом, потому что она встала со своего стула, подошла к Павлу и сама крепко обняла его.

Вместо умного находится умный

1

Трофим Матвеевич из Чебоксар с пустыми руками не возвращался.

Сколько лет проработал он в торговой системе и, конечно же, успел обзавестись многочисленными друзьями и знакомыми. Многие из этих друзей и знакомых работают в той системе и по сей день, и как же они могут не порадеть близкому человеку, как же они могут в чем-либо отказать Трофиму Матвеевичу.

В нужный день, говорят, и гнилой лапоть может понадобиться, а не будешь осторожным — но гнилой пень споткнешься. Трофим Матвеевич всегда держался этой заповеди и потому за время работы на посту председателя колхоза не только не растерял своих старых друзей, но еще и прибавил к ним новых. Язык у него подвешен, слава богу, хорошо, и познакомиться с человеком никакого труда не представляет. К тому же, в той самой торговой системе он своего рода знаменитость: ведь он, сменив должность председателя райпотребсоюза на председателя колхоза, тем самым как бы прославил своих коллег: вот, мол, в нашей системе какие люди вырастают!

Раздобыв и отправив запасные части для тракторов и автомашин, Трофим Матвеевич зачастил на двор товарной базы. В конце концов ему удалось выписать в счет райсоюза — об этом он договорился с председателем по телефону прямо из Чебоксар — две тонны белил и тонну хмеля.

Один из дружков Трофима Матвеевича, работавших на базе, поинтересовался:

— На что тебе столько хмеля? Колхоз, что ли, женишь?

— Первого мая провожу общеколхозную гулянку — раз, — начал загибать пальцы Трофим Матвеевич, — хмель нужен колхозникам — два. Хватит или еще?..