Различные работы - [2]

Мы говорили выше о тех возражениях, с которыми мы часто сталкиваемся при изложении наших взглядов на Христианство, эти возражения сводятся к следующему: если христианские ритуалы и, в частности, церковные таинства имели некогда инициатический характер, то как они смогли утратить этот характер и превратиться в ритуалы чисто экзотерические?[6] По мнению наших оппонентов, это невозможно и заключает в себе противоречие, так как инициация и все с ней связанное обладает качеством постоянства и неизменности, а поэтому не может утратить своего качества ни при каких обстоятельствах; следовательно, продолжают они, всилу определенных обстоятельств и после допуска в лоно инициатической организации подавляющего большинства неквалифицированных индивидуумов полноценная и эффективная инициациация превращается лишь в виртуальную и потенциальную иницициацию.[7] Но ошибочность этого довода нам представляется очевидной: инициация, как мы много раз повторяли, действительно придает получившим ее особое качество, которое не может быть утрачено или отнято, и которое дается раз и навсегда; но это неизменность и необратимость присуща только людям, получившим инициацию, а не тем ритуалам или особым жестам, призванным передавать духовные влияния, которые служат «техническим» средством инициации. Поэтому совершенно несправедливо смешивать эти два случая, являющиеся совершенно различными и по своему смыслу и по своей приоде, и мы никогда не давали повода для подобных двусмысленностей. Наши оппоненты в этом вопросе часто ссылаются на тот факт, что христианские таинства совершаются при непосредственном участии Святого Духа, что само по себе совершенно верно, но сути вопроса не меняет. То обстоятельство, что духовные влияния называются именно таким образом, как в христианской традиции (Святой Дух), так и в других традициях, это совершенно обоснованно, поскольку речь идет о воздействии, чья природа является воистину трансцендентной и сверх-индивидуальной. Если бы все обстояло как-то иначе, мы имели бы дело не с духовными, а лишь с психическими влияниями. Но все же, полностью признавая участие именно духовного воздействия в христианских таинствах, мы убеждены, что одни и те же влияния (или влияния сходные по своей природе) вполне могут оказывать различные эффекты взависимости от того, к каким конкретным модальностям или к каким областям реальности они прилагаются. И разве одно только обстоятельство, что данное влияние имеет духовную природу, уже с необходимостью предполагает, что все возможные эффекты, оказанные им, так же будут принадлежать к области трансцендентного?[8] Мы совершенно не понимаем, почему это должны быть именно так, и более того, убеждены в обратном. Мы всегда настаивали на том факте, что духовное влияние с необходимостью присутствует и в экзотерических ритуалах, и в инициатических ритуалах, но производимые ими эффекты в обоих случаях различны. И если этого различия не существовало бы, само деление традиции на эзотерическую и экзотерическую части не имело бы смысла.[9] Так почему же не признать, что нет ничего не вероятного в том, что духовное влияние, связанное с христианскими таинствами, будучи изначально ориентированным на сугубо иницатическую область, переориентировалось (под воздействием определенных обстоятельств и как раз отвечая качеству этих обстоятельств) на более низшие уровни — на уровни религиозные и экзотерические? При этом эффекты данного влияния отныне ограничились исключительно индивидуальной сферой и перспективой личного «спасения», а «опорные» ритуалы этих влияний остались внешне теми же самыми, поскольку речь шла о продолжении одной и той же христианской традиции, связанной с изначальной и единой «христической» ориентацией. Это именно так и есть в действительности, и следует постоянно настаивать на том факте, что в нашу эпоху, и начиная уже с очень далекого от нас времени, христианские ритуалы ни в коем случае нельзя рассматривать как ритуалы инициатические.[10] Но следует заметить при этом неадекватность употребления слова «потеря», «утрата», относительно переориентации двуховного влияния, о котором здесь идет речь, с инициатического на религиозный уровень. Слово «потеря» подразумевает нечто сулчайное, что в данном случае совершенно неверно, так как речь шла о сознательно адаптации, которая, несмотря на определенные негативные стороны, была совершенно оправдванна и жизненно необходима в конкретных пространственно-временных обстоятельствах.

Если принять во внимание то печальное состояние, в котором в эпоху распространения христианства пребывали страны Запада, входившие в состав Римской империи, то без «снисхождения» Христианства на экзотерический уровень все эти страны вместе взятые в скором времени лишились бы всякой традиции, поскольку их собственные традиции, и особенно доминирующая герко-романская традиция, достигли точки предельного вырождения, что свидетельствовало о неминуемом и скором конце цикла их существования.[11] Это «снисхождение» не было ни случайностью, ни извращением, напротив оно насило «провиденциальный» характер, поскольку только это помешало Западу скатиться тогда в такую же пропасть (или близкую к ней), в какой он находится в настоящий момент. Но еще не настало тогда времени для окончательной утраты традиции, Западу суждено было дождаться для этого современной эпохи. Провиденциально требовалась «реставрация», а ее сопосбно было осуществить только Христианство. Но для этого ему надо было отказаться от своего эзотерического и «закрытого» характера, который был присущ ему изначально (,