Разлад и разрыв - [13]

“Каждому участнику было предоставлено семь минут. Наступила очередь Ковригина. Свою речь он посвятил творчеству Эдуарда Лимонова. Семь минут Ковригин обвинял Лимонова в хулиганстве, порнографии и забвении русских гуманистических традиций. Наконец ему сказали:

— Время истекло.

— Я еще не закончил.

Тут вмешался аморальный Лимонов:

— В постели можете долго не кончать, Рувим Исаевич. А тут извольте следовать регламенту.

Все закричали:

— Не обижайте Ковригина! Он такой ранимый!

— Время истекло, — повторил модератор.

Ковригин не уходил.

Тогда Лимонов обратился к модератору:

— Мне тоже полагается время?

— Естественно. Семь минут.

— Могу я предоставить это время Рувиму Ковригину?

— Это ваше право.

И Ковригин еще семь минут проклинал Лимонова. Причем теперь уже за его счет”.

А в письмо ко мне от 4 июня Довлатов вставил такую шаржевую зарисовку:

“На одном из банкетов в Калифорнии Бобышев сидел рядом с Алешковским. Тот изъяснялся в обычной красочной манере. Дима сказал:

— Ругаясь матом, вы оскверняете Богородицу.

Алешковский рассердился и закричал:

— Трах-та-ра-рах тебя вместе с богородицей!

На что Дима сдержанно ответил:

— Оскверняя же Богородицу, вы оскверняете Россию.

На что Алешковский еще громче заорал:

– Россию — тем более трах-та-ра-рах!

В такой академической обстановке проходила конференция”.

К моему изумлению, Карл Проффер тоже решил по возвращении рассказать мне о конференции, приглашения на которую я не был удостоен. Он спустился из своего кабинета к нам, уселся рядом с моим столом и два часа в самой благодушной и дружелюбной манере описывал мне участников, пересказывал их речи и реплики, советовался о том, кого из них стоило бы привлечь к сотрудничеству с “Ардисом”, перечислял тех, кто спрашивал обо мне и передавал привет. На вопросы “А почему Игорь не приехал?” он отвечал: “Видимо, не смог”.

Я ничуть не сердился на это лицедейство, расспрашивал его с интересом, никак не показывал, что у меня тоже для него заготовлен сюрприз. Этот сюрприз я, уезжая домой, положил на стол в его кабинете: конверт, в котором лежал каталог “Эрмитажа” и письмо от нас с Мариной:

“5-16-81. Привет вам, Карл и Эллендея! Хотите верьте — хотите нет, но мы действительно, начиная эту затею с собственной фирмой, не предполагали, что жизнь так быстро станет подталкивать нас в сторону превращения в издательство. Но что было делать? Люди не хотели давать нам заказы, если мы не брали на себя и всю остальную работу по выпуску книги и дальнейшему ее распространению. Значит, пришлось разворачивать и печатание, и рекламно-торговую часть, и все остальное.

Мы очень надеемся, что вы нас не проклянете за это, не рассердитесь, не назовете “змеей, пригретой на груди”. Ведь никакой серьезной конкуренции мы вам не представляем. Все лучшие рукописи, как и прежде, будут поступать сначала к вам — и благодаря авторитету “Ардиса”, и благодаря тому, что вы можете финансировать их издание. Карл много раз выражал даже удовольствие, когда видел вещь, отвергнутую “Ардисом”, напечатанной в другом месте. Он даже высказывал убеждение, что почти все русские книги — убыточны. Я с этим не согласен, думаю, что небольшой доход с них можно получать (достаточный для наших запросов), но, конечно, он не сравним с тем, что приносят “Ардису” английские издания в твердых обложках.

Какой бы ни была ваша реакция (презрительной, возмущенной или снисходительно-одобрительной, как к неопытным щенкам), хотелось бы, чтобы она была выражена прямо, не растворена в тягостном затяжном молчании.

Какой бы ни была ваша реакция, мы никогда не забудем, что именно благодаря вам мы были избавлены от тягостной неопределенности даже в первые месяцы эмигрантского пути, что это вы поддерживали нас и направляли наши первые шаги в Америке, что это у вас научились мы книгоизготовительному ремеслу.

Всего вам успешного, доброго и процветающего,

Игорь, Марина”.

Мы погрузились в тревожное ожидание ответа. Марина была уверена, что меня уволят. Я говорил, что не решатся выбросить на улицу человека с семьей из пяти женщин (моя мать к тому времени уже присоединилась к нам). Ответ пришел на третий день. Он начинался фразой:

“Настоящим письмом Вы уведомляетесь, что с 1 июня 1981 года Вы освобождаетесь от обязанностей редактора в издательстве “Ардис””.

NB: Американцу, потерявшему работу, приходится без конца переписывать и рассылать в сотни мест свое краткое приукрашенное жизнеописание — резюме. Попробуй тут не влюбиться в себя и не озлобиться на всех неценящих.

Игорь Ефимов

Игорь Маркович Ефимов родился в 1937 году в Москве. Окончил Ленинградский политехнический институт (1960) и Литинститут. Работал в НИИ по исследованию газовых турбин. Печатается с 1962 года. Был вместе с Б. Вахтиным, В. Губиным, В. Марамзиным участником неформальной литературной группы “Горожане”. Автор книг прозы, в том числе для детей: “Высоко на крыше” (1964), “Плюс, минус и Тимоша” (1971), “Лаборантка” (1974) и др. Член Союза писателей СССР с 1965 года. С 1978 года живет в Энглвуде, штат Нью-Джерси, США. Основатель и директор издательства “Эрмитаж” (с 1980). Автор романа “Архивы Стращного суда” — “Время и мы”, № 64–66, 1982. Печатается также в журналах “Новый журнал” (№ 134, 1979), “Континент” (№ 20, 1979), “Синтаксис” (№ 16, 20, 23), “Грани” (№ 138, 1985). Основные публикации в России связаны с журналом “Звезда”: Ефимизмы. — 1994, № 7; Не мир, но меч. Хроника времен заката. 1996, № 9; Зрелища. Роман. 1997, № 7. Печатался также в журнале “Ленинград”, 1994, № 1). Отдельными изданиями в новой России вышли книги: Кто убил президента Кеннеди. М., 1991; Архивы Страшного суда. Роман. Л., 1991; Седьмая жена. Л., 1991; Метаполитика. Л., 1991. Произведения Ефимова изданы в переводе на английский язык. Лауреат премии журнала “Звезда” (1996).