Разгром на востоке - [19]

В начале марта северный сектор русских войск, никак не заявлявший о себе до тех пор, перешел в наступление. Хотя эти атаки были отражены, они серьезно подорвали резервы обороны, которая нуждалась в боеприпасах и пополнении. Но Шёрнер посылал приказы вместо боеприпасов. Один из его последних приказов звучал так: «Число уклоняющихся принимает тревожные размеры. Соответственно, каждая часть ежедневно должна установить линию, за которую ни один солдат не может пройти без письменного разрешения. Те, кто будут найдены за этой линией без таких разрешений, будут расстреляны на месте старшим по званию». Этот приказ означал организованное убийство. В Бреслау ему не последовали.

Вечером 6 марта генерал Нихофф без объявления прибыл в аэропорт Гандау. Он сообщил фон Альфену о том, что Шёрнер назначил его, Нихоффа, новым командующим цитаделью. Фон Альфен должен был без задержки возвратиться самолетом, чтобы «дать отчет о его обороне в Бреслау».

Темное облако неудачи и позора парило над головой генерала Нихоффа. Он командовал дивизией в 1-й танковой армии в Верхней Силезии. Группа национал-социалистически настроенных офицеров обвинила его в личном недостойном поведении, и, хотя обвинение было полностью необоснованно, Шёрнер принял его сразу и освободил Нихоффа, несмотря на протест штаба корпуса и армии, одним из оскорбительных способов, которые он так любил.

Только настойчивость командующего 1-й танковой армией заставила Шёрнера провести расследование. Оно показало, что не было никакого основания для действий против Нихоффа. И тем не менее Шёрнер с присущей ему мстительностью послал его теперь на пост, который означал верную смерть. Шёрнер оценил тот факт, что Нихофф имел пятерых детей. Обязанности перед большой семьей могут ослабить человека, но они также делают его послушным. Шёрнер уволил Нихоффа с выразительными инструкциями: «За неудачу в Бреслау вы поплатитесь головой. Я ожидаю самого близкого и самого эффективного сотрудничества с окружным руководителем». Шёрнер также дал Нихоффу слово, что осада будет снята, и приказал, чтобы он без задержки передал эти новости населению Бреслау.

Нихофф принял командование. Он поверил обещаниям Шёрнера и довел их до сведения населения. Таким образом, в течение нескольких недель он оказался в положении обманутого обманщика, человека, собственная вера которого рушилась, но он был настолько глубоко связан с машиной Шёрнера – Ханке, что не мог покончить с этим.

За день до прибытия Нихоффа в Бреслау Ханке сообщил Гитлеру, что город, «освобожденный от всего мертвого груза», выстоит до окончательной победы.

В Бреслау тем временем продолжалось строительство нового аэропорта. Участок, который был выбран, лежал посреди жилого сектора. Прокламация от 7 марта, названная «Трудовая обязанность каждого жителя Бреслау», обеспечила необходимые трудовые ресурсы, призывая мальчиков десяти и девочек двенадцати лет и угрожая немедленной расправой любому, кто вздумал бы не повиноваться. Мужчины, женщины и дети, собранные чиновниками, работали вместе на посадочной площадке, разрушая каждое здание и увозя на тачках обломки, пока не расчистили территорию. Они работали под огнем русского полевого оружия и под бомбежками русских самолетов.

Государственные архивы со всеми отчетами и рукописями были взорваны. Даже большая университетская библиотека находилась под угрозой разрушения, пока, в середине марта, не был разработан план превратить ее подвал в чрезвычайный штаб для окружного руководителя Ханке. Избавиться от пятисот пятидесяти тысяч книг оказалось делом проблематичным. Они не могли быть сожжены из-за опасности распространения огня. Они не могли быть свалены в реку Одер из-за опасения, что заторят шлюзы. Наконец, книги были свалены в церкви Святой Анны и в университетском ресторане. Там 11 мая, спустя четыре дня после того, как Бреслау был сдан, они были уничтожены огнем, который все еще бесконтрольно бушевал в городе.

И вот уже вскоре русское оружие ревело без остановки со всех направлений, и русские самолеты вели разведку, низко пролетая над улицами. Ночь за ночью тяжелые бомбардировщики гудели наверху, а по утрам улицы были заполнены испуганными людьми, ищущими новое убежище.

Водоснабжение вышло из строя в большинстве частей города. На юге продолжались уличные бои. Ханке приказал снести ряды кварталов, чтобы создать безлюдное пространство между противостоящими силами. Таким образом и возникли те бесполезные пояса, названные «пустыми пространствами», где крысы питались телами оставленных мертвых.

Русские приближались с запада, на востоке бои уже достигли предместий. Обстановка в городе стала невыносимой. Зловоние коллекторов вырывалось через взломанные тротуары. Стаи крыс появлялись ночью, вторгаясь в уцелевшие квартиры и подвалы. На некоторых улицах воздух с запахом трупного разложения отравлял дыхание.

Законность и общая этика рушились, несмотря на драконовские меры, предписывавшие соблюдать дисциплину. Грабежи повторялись ночь за ночью. Ханке пробовал остановить грабеж щедрым распределением продуктов и алкогольных напитков, но потерпел неудачу. Даже представители воюющих сторон, не говоря уже о чиновниках самого Ханке, стремились в последний раз вкусить удовольствия, которые предлагала жизнь.