Разгром на востоке - [13]

В полночь войска силой в две тысячи человек собрались и двинулись для прорыва. Передвигаясь походным порядком в одной колонне через карьеры и по открытой местности, они прошли незамеченными вне русских линий.

Затем они рассеялись. Следующим утром, 17 февраля, русские увидели, что их противник исчез. Русские танки, моторизованная пехота и польская милиция открыли беспощадную охоту. Осадные силы русских сокрушили остатки германских войск к востоку от реки и замкнули кольцо вокруг цитадели.

С тех пор цитадель стала целью каждой русской полевой пушки в этом секторе. Самолеты сбросили захваченные немецкие бомбы. Проходы древнего замка были заполнены солдатами. В его подземельях насчитывалось две тысячи раненых. Их стены теперь сотрясались от взрывов, и сводчатые потолки оседали. В подземных проходах были склады провианта и алкоголя, и многие солдаты использовали в своих интересах необъятность цитадели, чтобы избежать дальнейшей борьбы. Все больше солдат находили пьяными. Произошли первые самоубийства.

22 февраля Гонелл послал новый запрос Гиммлеру, испрашивая приказа для остальной части гарнизона Позена пойти на прорыв или получить свободу действий. Гиммлер не отвечал. В тот же самый день захваченный в плен немецкий майор возвратился с сообщением от русских, требующих сдаться. Требование сопровождалось угрозой, что, если оно не будет принято немедленно, все захваченные раненые немцы будут расстреляны.

Гонелл собрал всех офицеров, которых смог найти, информировал их о русском сообщении, о бездействии Гиммлера и затем дал свободу каждому немецкому солдату испытать свою удачу в прорыве в течение наступающей ночи. Затем Гонелл пошел в свое убежище, разложил на полу немецкий военный флаг, вытянулся на нем и пустил пулю в голову.

Некоторые из отчаянных солдат действительно пытались убежать. Но все неудачно. Каждый офицер, который был пойман при такой попытке, попал под русские автоматы.

Генерал Маттерн сдался с остальной частью гарнизона и ранеными. В то время как германских солдат собирали и освобождали от ботинок, часов, свитеров и даже брюк, Маттерну разрешили сохранить его меч. Его сопроводили к русскому командному пункту, где он был снят для русской кинохроники.

Русский оператор также снимал колонны немецких заключенных, – серые толпы несчастных шли через город в течение многих дней. Население забрасывало их камнями. Те, кто был легко ранен, продвигались; тяжело раненные оставались в цитадели. Возможно, они не надеялись на что-либо хорошее, но никак не ожидали огнеметов, с помощью которых избавлялись от большинства из них.

Оставшиеся в живых прошли. Они оставили позади генерала Маттерна, который пошел в тюрьму, некоторых из своих товарищей, которые убежали в самые глубокие ниши этой цитадели и появились из темноты после многих недель, чтобы быть пораженными слепотой. Оставили позади немецких женщин и прошли в заточение.

Дальше на юг войска Конева продвигались без проволочек. Его танковые армии, задержанные боями с отступающими танковыми корпусами Неринга и фон Заукена, неуклонно рвались вперед. 19 января они пересекли германскую границу и вошли в Силезию, ведя перед собой массы беженцев.

20 января генерал Шёрнер прибыл в штаб группы армий «А», чтобы принять командование. Его считали человеком, который пользовался полным доверием Гитлера. Он стал образцом национал-социалистической части корпуса немецких офицеров.

Хотя Шёрнер не был стратегическим гением, он имел твердую хватку в военных делах. Но он полностью перепоручил руководство операциями начальнику своего штаба и сделал себя исключительно «комиссаром воли к победе», «комиссаром борьбы до последнего вздоха». Его девизом были слова «Сила через страх». Он усовершенствовал систему террора и осуществлял ее с безжалостной страстью. Шёрнер знал, что, как только он сделает наказание за отступление страшнее врага, его цель будет достигнута. Когда смерть позади линий стала постоянным явлением, а стычка с врагом еще оставляла шанс выжить, даже унывающий и опустошенный уже не имел никакого выбора.

Шёрнер подошел к своей задаче, используя в своих интересах веру в Гитлера, которая все еще была у большинства солдат и младших офицеров. Он лелеял понятие близости Гитлера обычному человеку. Сам Шёрнер прилагал все усилия, чтобы появиться один на один со своими солдатами. Сначала это отношение, возможно, было подлинным, но оно не было подлинным теперь. Однако его люди, изолированные пропагандой, окруженные многими жалкими представителями слишком быстро увеличившегося корпуса офицеров, были готовы верить ему, готовы приписать каждое поражение слабости и предательству.

Днем и ночью Шёрнер бродил по тыловой зоне, гоняя вперед финансовых и штабных офицеров, осуждая водителей, которые не имели путевого листа, и распространяя страх любыми средствами, имевшимися в его распоряжении. Он объявлял приговор на месте, без расследования. Он преднамеренно действовал беспорядочным способом: неуверенность увеличила эффект от его террора.

Вскоре после того, как Шёрнер принял командование, бронированное острие Конева появилось к востоку от Бреслау, на Одере, и достигло реки приблизительно в 60 километрах к северу от города. Шёрнер только что начал строить защитные земляные укрепления вдоль реки. Но его разношерстные силы – части, полиция, мужчины из народной армии и остатки фронтовых войск – не могли воспрепятствовать Коневу пересечь Одер и организовать плацдарм в Штейнау, в 60 километрах от Бреслау вниз по течению и в самом сердце Силезии.