Разграблениерождественскойелки, или Хватайчтохочешь у Пиппи Длинныйчулок - [3]

По правде говоря, фру Финквист уже совсем забыла, что утром она кричала вслед Пиппи: «Противный ребенок!» Чего только не сделаешь ради торта!

Пиппи на минутку остановилась. Она гордо подняла голову, так что торт наклонился и начал падать.

Поодаль, за углом дома, стояли дети и смотрели на Пиппи и фру Финквист.

— Милая фру Финквист, — учтиво сказала Пиппи, — на Разграблениерождественскойелки я пригласила только детей. То есть я хочу сказать, что взрослым туда вход воспрещен. Никому из взрослых входить туда нельзя! Потому что им абсолютно не полезно есть торты и карамельки. От этого у взрослых болят животы и они становятся жутко капризными. Так, по крайней мере, утверждают доктора, — авторитетно заявила Пиппи, поправив свою ношу.

— Болтовня! — отрезала фру Финквист.

— А вот и нет. Один доктор в Америке установил, что взрослым полезно есть одну лишь отварную пикшу да тушеную морковь, — серьезно сообщила ей Пиппи. — Возможно, в день рождения им иногда разрешают полакомиться длинной, безголовой сушеной и соленой треской.

— Вот как, — сказала фру Финквист с кислым видом. — А этот доктор из Америки… что он говорит о том, какая еда в таком случае полезна детям?

— Карамельки на завтрак, мороженое на обед и сливочный торт на ужин! — выпалила Пиппи и скрылась за углом.

— Противный ребенок! — завопила ей вслед фру Финквист.

Фру Финквист немного поразмышляла: не пойти ли ей домой и не лечь ли спать. Но не в силах забыть сливочный торт, она решила прокрасться следом за Пиппи, в надежде стянуть кусочек-другой.

Пиппи, и все дети, и господин Нильссон, и Пэрк снова расположились в снежной хижине. Лошадь Пиппи была слишком велика и не помешалась внутри. Стоя перед хижиной, она смотрела в окошко и все равно блаженствовала. Вдруг лошадь заметила, что среди снежных сугробов крадучись пробирается какая-то тетка. Лошадь тихонько заржала, чтобы Пиппи ее услышала и вышла бы посмотреть, что там за тетка. Но именно в этот миг в хижине громко засмеялись дети. Видимо, Пиппи то ли не слыхала, то ли не обратила внимание на предупреждение. Тогда лошадь затрусила на веранду, решив немного подкрепиться овсом.

Тем временем фру Финквист чрезвычайно осторожно подкралась к одному из окошек и заглянула в хижину. О, сливочные торты! Если бы она только могла хитростью раздобыть себе большой-пребольшой кусок! А может, ей удастся еще и поколотить эту противную Пиппи Длинныйчулок! Фру Финквист придвигалась к окну все ближе и ближе, ее глазки жадно поблескивали.

— Может, кто-нибудь еще не наелся? Кому хочется еще торта? — спрашивала Пиппи в снежной хижине.

Она оглядела хижину. Поглаживая туго набитые животики, дети уверяли, что столько кусков торта раньше им бы ни за что было не съесть.

— Ой, ой, ой, моя бедная лошадка! — вспомнила вдруг Пиппи. — Ей ведь вообще не досталось ни единого кусочка.

Взяв в руки лопатку для торта, она подцепила большущий кусок и — бах — выкинула его в окошко с такой силой, что сливки закружились в воздухе.

Пиппи думала, что лошадь все еще стоит возле хижины. Но вместо лошади у окошка стояла фру Финквист с выпученными от удивления глазами.

Когда кусок торта вылетел в окно, оттуда донеслось громкое «чмок». Разумеется, фру Финквист очень любила торт, но ей вовсе не хотелось, чтобы ей швыряли его прямо в физиономию.

— Ишш… — прутт… — аш… — гр… — произнесла фру Финквист, пытаясь вытереть сливки с лица.

Пиппи и все остальные выскочили из хижины и с изумлением уставились на нее.

— Моя милая фру Финквист, — вежливо произнесла Пиппи, — не разрешите ли подать вам еще кусочек торта, чуть побольше?

— Ишш… — прутт… — аш… — гр… — Вот и все, что удалось выдавить в ответ фру Финквист.

Так что Пиппи и по сей день не знает, хотелось ли незваной гостье еще торта или нет. Быстрым шагом фру Финквист удалилась прочь, и далеко внизу, у самой дороги, некоторое время еще раздавалось ее «Ишш… — прутт… — аш… — гр…».

— А что если нам покататься на санках с моей горки? — предложила Пиппи, когда фру Финквист скрылась из виду.

Пиппи построила катальную горку прямо на крыше Виллы Вверхтормашками. То была самая крутая горка, какую дети когда-либо видели. И была эта горка скользкой, как жидкое мыло. С нее можно было прекрасно съезжать и без санок. Достаточно было взобраться вверх по лестнице, чтобы, понятное дело немного потрудившись, влезть на крышу, зато потом ты легко скатывался вниз. Дети веселились до упаду. Щеки их раскраснелись, а брючки стали сзади белыми от снега. А рождественская елка благословенно и празднично светилась в темноте. С крыши ее было видно гораздо лучше. И к тому же видно было, как много разных пакетов висит на ее ветвях.

Дети затрепетали при одной мысли о том, что находится внутри.

— Ой! — внезапно воскликнула Пиппи. — Совсем забыли! Ведь мы хотели поплясать вокруг елки.

И, словно горошины, дети дружно посыпались с крыши и приземлились в сугробе.

— Эй, привет, малышня! — закричала Пиппи. — Гоните сюда, споем старые славные песни: «И нынче выпало веселье, и лис шустрит вовсе до самой Пасхи…»

— Да нет же, Пиппи, в песне вовсе не так, — строго поправила Анника.

— Не так? — удивилась Пиппи, — Неужто я забыла старые славные песни? Но вот эту я припоминаю: «Мыс спит, украшенный алой лентой золотой…» — и зачем он это делает? Ага, потому что хочет жениться на бургомистре Муите и убраться к черту, «фалле-рал-ла, ой, он такой веселый…».