Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет - [201]

Мне кажется, прошёл час, а может, и два. Я выгрыз в склоне углубление, в которое смог углубиться лицом. Так, вдох-выдох, пшёл! Далее – как в замедленной съёмке, время сжалось: руку-левую-к-ножу-на-поясе, вес-тела-принял-на-подбородок, рука-с-ножом-вверх, обхватил-рукоятку-обеими-руками-и-ВСАДИЛ!.. На одном выдохе. Всем весом. На рукоятку. Скрипнуло, брызнуло крошевом и – по самую крестовину, на весь клинок!

Держит. Слава тебе, Господи! Нос забит снегом, а зубы разжать не могу; воздух вдыхаю сквозь зубы, с шумом, с хрипом выдыхаю. Второй нож, правой рукой, тоже по самую рукоятку. Вот уже две точки опоры. Подтягиваюсь. Опять левой. Коленом в углубление. Держит. Дальше…

Все, бля, выбрался. Наверху слой фирна тоньше, ноги пробивают его без труда. Руки дрожат так, что нож в опущенной руке выстукивает хитрую дробь по пряжке, а отпустить не могу, рука не разжимается. Костяшки пальцев побелели, из многочисленных ссадин даже кровь не капает. Несколько раз кулаком с зажатым ножом ударил по фирну, проламывая целые пласты, отпустило. Смог разжать пальцы на одной руке. Нож вывалился и, мелко подскакивая, укатился вниз. Вяло подумалось: «Жаль, хороший был». Без сил сел на снег. Нет, не сел, – повалился. И долго лежал, глядя в близкое синее-синее такое прозрачное небо, слушая шум бурлящей внизу воды. Господи, как я люблю эту жизнь, эти горы, реки и даже этот лёд со снегом!

Спустя минут двадцать, когда холод пробрался сквозь порванный маскхалат, куртку и свитер, я поднялся. Сунул оставшийся нож в ножны. Отцепил от ранца и надел альпинистские кошки, нехрен форсить. Отыскал свою винтовку (вот ведь, не укатилась, сука милая, осталась лежать), проверил, поправил бинт на стволе. И почапал дальше, выполнять боевую задачу.

Ильич Морфий и диод

Начало 90-х, Харьковский ракетно-ядерный колледж (в народе – ХРЯК или Крыловка).

Идут практические занятия по электронным приборам. Занятия ведёт подполковник Жидко, человек, сильно любящий свою науку и ещё более любящий поизмываться над тупыми курсантами. К слову, задолбав всех на занятиях в течении семестра, на экзаменах он ставил оценки сразу же, не задавая никаких вопросов вообще – а чего спрашивать, ведь к тому времени он каждого знал как облупленного! Однако, если ты, самоуверенный нахал, хочешь получить более высокую оценку, нежели отпущено судьбой – изволь! Можешь тянуть билет, отвечать на вопрос, но ведь можешь и не ответить… Супер-игра, блин…

У доски стоит Морфий (так его называли даже незнакомые люди, очень уж внешность запоминающаяся), курсант второго курса радиотехнического факультета. Морфий был в то время поэт, писал неплохие стихи, и даже поэмы, немного напоминавшие творчество Лаэртского. Но вот с электронными приборами, да и с физикой как-то не склалось.

– Ну-с, дорогой друг, а расскажите-ка нам, как работает ламповый диод!

Как эта хреновина работает и зачем она вообще нужна, Морфий понятия не имел, однако в мозгу его отложилась картинка из учебника, на котором он так недавно мирно спал. А на картинке был изображён как раз ламповый диод. Морфий уверенно рисует овал (стеклянная колба, значит), дугу сверху (катод) и палку снизу (анод).

– Вот, – говорит, – диод!

– А что-то я электрона в нем не вижу, ведь прибор-то, вроде, электронный…

– А-а…, – вспоминает Морфий, на секунду задумывается и рисует жирную точку посередине и стрелочку от точки вниз, мол, вот электрон летит.

– Ну, рассказывайте!

– Вот катод (поразительно, помнит ведь, как эти загогулины называются!), вот анод, вот электрон летит к аноду…

– А почему это электрон вдруг летит к аноду? – интересуется Жидко.

– Так ведь сила не него действует! – радостно вспоминает Морфий и тычет пальцем в нарисованную стрелку, радуясь, что нарисовал её ещё до вопроса.

– Сила – это хорошо, – говорит Жидко. – А что за сила?

Морфий смотрит на стрелку все пристальней и пристальней, пытаясь угадать, как её зовут, но все воспоминания уже закончились… Подумав ещё немного, справа от стрелочки он пишет: mg

Группа, заинтересованно следящая за шоу, начинает сначала тихо, но все громче и громче ржать.

– А что вы смеётесь, товарищи курсанты? – с невозмутимой миной говорит Жидко. – Ведь курсант Антонов (имя Морфия в миру) прав! Электрон обладает массой? Обладает! Стало быть, на него, как и на вас, действует сила тяжести! Антонов, ещё какие-нибудь силы на него действуют?

Морфий понимает, что, конечно, есть ещё какие-то потусторонние силы, но какие?

– Никак нет, товарищ подполковник, больше никаких!

Смех все громче.

– То есть вы хотите сказать, – ехидно продолжает Жидко, – что электроны под действием силы тяжести осыпаются с катода на анод?

– Выходит, так… – обречённо вздыхает Морфий.

Группа уже лежит.

– Отлично, товаррищ курсант! Только вот ведь незадача, электронные приборы используются и на самолётах, а они (самолёты) иногда совершают такие эволюции, что анод может оказаться выше катода. Что же делать? – вопрошает Жидко и просто любуется Морфием, который наморщил весь ум, пытаясь хоть как-то решить эту научно-техническую проблему.

Группа тоже затихла, всем интересно, что же Морфий ляпнет.