Разговор с незнакомкой - [135]
— Молодец, генацвале! — похвалил сержант.
— Эх, скорректировать бы сейчас огонек наш, — вздохнул Кирсанов.
— Ничего. Вернемся, скорректируем, — уверенно сказал Джавахишвили. — Туго им придется…
Через два часа канонада утихла, и Джавахишвили приказал всем спуститься вниз: поднялось солнце, и разведчики могли быть легко обнаружены.
День тянулся очень медленно. В районе мельницы до вечера так никто и не появился.
— Не опомнятся гады никак после артподготовки, — сказал Кирсанов.
— Пожевать у тебя нема, кум? — спросил Григораш.
Кирсанов развел руками:
— Не думали, что задержимся тут.
Джавахишвили вытряхнул из кармана несколько сухарей, сдул с них крошки табака:
— Зовите ребят.
Подошли Стрелков и Неверов.
— Вернемся… шашлык из тушенки сделаю, — пообещал Джавахишвили. — А пока — это…
Каждому досталось по небольшому сухарику.
— Там в амбаре мука, — сказал Неверов. — Только плесенью пахнет.
— Пробовал, что ли?
— Голод не тетка.
С наступлением темноты решили рассредоточиться: Джавахишвили и Стрелков спустились в подвал с крохотным оконцем, выходившим во двор. Кирсанов и Григораш спрятались в амбаре, за кулями с полусгнившей мукой, а Неверов затаился на противоположной стороне двора, в кустах, возле самого мельничного колеса.
Следующая ночь также не принесла ничего нового. Наутро, оставив Стрелкова наблюдать у одного из окон, разведчики собрались в амбаре.
— Ну и мамалыга! — возмутился Кирсанов, убирая со рта остатки мучной кашицы.
— А по мне — лучше, чем ничего, — Неверов, скатав на ладони кусочек мучного месива, отправил его в рог, Джавахишвили раздавил пальцами комок серой спрессовавшейся муки.
— Вот что, — сказал он, просыпая меж пальцев мучную пыль, — все равно днем возвращаться нельзя. Будем дежурить до ночи. Кирсанову сменить у мельничного колеса Неверова… я тоже перейду на этот пост. Остальные — по местам…
Шли вторые сутки засады. К вечеру небо затянуло тучами. Стало быстро темнеть.
Первым услышал шум Неверов, примостившийся за кулями с мукой, рядом с Григорашем.
— Слышишь?..
Звук был трескучий, металлический, будто кто-то во всю мочь раскручивал лебедку или колодезный ворот.
Григораш приник к расщелине в ветхой разбитой двери.
Немцы подошли близко. Их было двое. В сумерках хорошо можно было разглядеть, что шедший впереди нес в руках телефонный аппарат и окантованный железом чемодан. Второй, держа в руках тяжелую катушку, тянул за собой телефонный кабель. Катушка, разматываясь, верещала металлической ручкой, задевавшей за обод.
…Не доходя до мельницы нескольких десятков метров, немцы остановились. Один поставил к ногам оголившуюся катушку, кабель кончился. Второй тоже опустил свою ношу на землю. Закурили. О чем-то рассуждая, стали разглядывать мельницу. Несколько раз затянувшись дымом, тот, что тянул катушку, швырнул в бурьян горящую сигарету и пошагал с катушкой вдоль кабеля назад. Второй не торопясь докурил и нерешительно, с опаской, подошел к мельнице. У входа его что-то насторожило, он постоял с минуту, прислушиваясь, и, не оглядываясь, быстрым шагом пошел к ручью.
Выскочивший из куста Кирсанов в два прыжка настиг немца, да, видать, не рассчитал — удар приклада пришелся фашисту в бедро. Кирсанов же, поскользнувшись на ворохе мокрой гнилой соломы, упал на руки. Немец выхватил пистолет, но в тот же момент цепкие руки Джавахишвили мертвой хваткой сомкнулись на его шее сзади. Подоспевший Григораш выбил пистолет.
Через минуту немец был «упакован» в плащ-палатку.
К берегу разведчики вернулись тем же путем. К счастью, лодку никто не обнаружил. Когда ее опустили на воду, наверху, у мельницы, началась стрельба.
В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ
И вот наконец я увидел его — сутуловатый, крепкий и кряжистый, точно кедр-сибиряк. Волосы, все еще русые, заметно поредели, приоткрыв выпуклый, перечеркнутый суровыми морщинами лоб. Василий Малин. Один из самых результативных и удачливых разведчиков, как говорили о нем однополчане. И один из немногих, кому довелось пройти с дивизией с первого до последнего дня. От боевого крещения под Воронежем в июле 1942 года до жестоких боев в Чехословакии в мае 1945-го.
А он и на самом деле сибиряк, кемеровец. Гляжу на его крутые плечи. Да, такой, наверное, и медведя заваливал, и не одного «языка» приволок на этих плечах, не одного товарища спас.
Мы сидим в одном из номеров северного блока гостиницы «Россия». Из-за плеча моего собеседника видно через окно ярко высвеченные косыми вечерними лучами солнца маковки Василия Блаженного, бойницы уходящей вдоль гранитной набережной Кремлевской стены.
Я слушаю певучий, по-сибирски протяжный и чуть раскатистый голос.
— В конце апреля сорок четвертого немец особо ожесточился, — вспоминает он, слегка прищурившись. — То было на Западной Украине. Он пер на Коломыю и Черновцы, хотел обойти Городенку с юга. Думал разбить наши войска в междуречье Днестра и Прута. Наша дивизия аккурат там стояла, будучи в составе Тридцать восьмой армии. Атака за атакой, наши контратаки — и так до конца апреля. К первому мая выдыхаться фашист начал, атак поубавилось, а потом и вовсе затишье наступило. Разведка приметила тогда смену немецких частей, отводившихся на отдых, венгерскими. И когда наша Двести тридцать седьмая, непромокаемая, заняла оборону — чуть севернее Коломыи, оказалось, что часть обороны проходит прямо по лесу, причем противник тоже находится в лесу…
Повесть и рассказы о современной армии, о том, как под влиянием армейской службы мужает и закаляется характер вчерашнего десятиклассника, вырабатываются понятия чести, воинского долга, мужского достоинства, о тех трудностях, которые приходится преодолевать молодому солдату на первом году службы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.