Разговор с незнакомцем - [17]
После беседы Кармайкл проверил слова Аны Монтес. Выбор даты в данном случае и впрямь походил на совпадение. В числе лиц, сопровождавших адмирала на Кубу, действительно был сын ее друга.
«Я выяснил, что Монтес аллергик, избегает фастфуда и крайне привередлива в еде. Мне и самому приходилось бывать в Пентагоне в воскресенье, буфеты там действительно не работают. Я поставил себя на ее место: бедная женщина целый день ничего не ела, вот и отправилась домой пораньше. Так что вроде бы концы с концами в этой истории сходились. Что я мог предъявить Ане? Да ровным счетом ничего».
Кармайкл заверил Брауна, что тревожиться не о чем. И переключился на другие проблемы. Ану Монтес оставили в покое. Все было забыто и прощено до того самого дня, пятью годами позже, когда выяснилось, что каждый вечер, вернувшись домой, она по памяти детально записывала информацию, которую узнавала на службе, и отправляла это все своим кураторам в Гавану.
С первого дня работы в РУМО Ана Монтес была кубинской шпионкой.
В классическом шпионском романе вражеский резидент всегда коварен и изворотлив. Он обставляет славных парней, потому что действует просто виртуозно. Именно так многие сотрудники ЦРУ объясняли информацию Флорентино Аспиллаги: Фидель Кастро – гений, а его шпионы – бесподобные актеры. В жизни, однако, самые опасные шпионы редко бывают дьявольскими хитрецами. Олдрич Эймс, бывший, вероятно, самым вредоносным предателем в истории американской разведки, не особо отличался по службе, любил прикладываться к бутылке и, получая деньги из Москвы, даже не особо пытался скрывать свои левые доходы.
Не сказать, чтобы Ана Монтес действовала тоньше. Когда ее уже собирались арестовать, агенты РУМО нашли шифровальные таблицы, по которым предательница кодировала свои послания на Кубу… прямо у нее в сумочке. А коротковолновый передатчик она держала у себя дома: прятала его в шкафу, в обувной коробке.
Брайан Лателл, сотрудник ЦРУ и специалист по Кубе, о котором мы уже упоминали в главе 1, хорошо знал Монтес.
«На совещаниях, которые я проводил, когда работал в центральном аппарате разведки, эта женщина обычно сидела напротив меня, – вспоминает Лателл. – Монтес не отличалась ни тактом, ни изяществом». Он знал, что в РУМО Ану считают звездой, но ему всегда чудился в ней какой-то изъян.
«Я старался вовлекать Монтес в дискуссию, но ее реакция неизменно оказывалась странной… Проводя совещания, я неизменно ставил ее в тупик вопросами вроде “Каковы, по-вашему, были в той ситуации мотивы Фиделя?” – и она терялась, пытаясь найти подходящий ответ, что-то невразумительно мямлила. Ана напоминала мне оленя, внезапно выскочившего на шоссе и ослепленного светом фар. Помнится, я даже думал: “Бедняге неуютно, потому что она совершенно беспомощна как аналитик. Ей просто нечего сказать”».
Однажды, рассказывает Лателл, Монтес пригласили в программу ЦРУ для особо отличившихся аналитиков: офицерам из разных разведывательных служб предлагали совместить полезное с приятным – отпуск в сочетании с полевой работой в любой стране по их выбору. И как вы думаете, куда же захотела поехать Ана? Ну конечно, на Кубу.
«Нет, только представьте: она отправилась туда на деньги правительства США! – восклицает Лателл. – Будь вы кубинским шпионом, пытающимся сохранить в тайне свои цели, стали бы вы просить оплаченный отпуск в Гавану?» С тех пор прошло почти 20 лет, но дерзость Аны Монтес по-прежнему изумляет его.
«Она поехала на Кубу как ведущий аналитик американской разведки. Само собой, там были рады ее принять, особенно за наши бабки, и я не сомневаюсь, в Гаване эту дамочку обучили всем методам тайного сбора информации. Я думаю, – доказать не могу, но практически уверен, – что Ана виделась с Фиделем. Кастро любил лично встречаться с лучшими агентами, чтобы ободрить и поздравить их, порадоваться совместным успехам в борьбе против ЦРУ».
Вернувшись в Пентагон, Монтес написала отчет, в котором даже не потрудилась скрыть своей пристрастности.
«У боссов, читавших ее опус, должны были мигом включиться все тревожные сирены, а руки сами потянуться к оружию: то, что Ана писала о кубинской военной машине, несообразно вообще ни с чем – ну, если только, конечно, не исходить при этом из интересов самих кубинцев».
Но сработала ли хоть одна тревожная сирена? Лателл говорит, что сам ни минуты не подозревал Монтес в измене.
«В ЦРУ было немало сотрудников моего или примерно моего ранга, считавших Монтес лучшим в стране специалистом по Кубе», – рассказывает он. Так что свои сомнения Лателл объясняет иначе. «Да, я никогда ей не доверял, но фатально ошибался в причинах, и это один из величайших моих промахов. Я-то считал ее просто на редкость некомпетентным специалистом-аналитиком. Но истинная причина заключалась в том, что Монтес работала не на нас, а на Фиделя. Однако я так и не сумел соединить воедино отдельные фрагменты головоломки».
Сложить этот пазл не удалось никому. Об истинном положении дел не догадывались ни Тито Монтес, младший брат Аны, служивший в ФБР, ни ее сестра, которая тоже была агентом ФБР и даже играла ключевую роль в разоблачении сети кубинских шпионов в Майами. Ничего не заподозрил и бойфренд Аны, работавший в Пентагоне. Его специальностью была, ни много ни мало, латиноамериканская разведка, и он занимался выявлением как раз таких шпионов, как его подруга. Но и этого профессионала удалось провести. В день, когда Монтес наконец арестовали, шеф ее отдела объявил новость своим подчиненным. В ответ послышались недоуменные восклицания. В РУМО есть целое подразделение штатных психологов, работающих с агентами. Куратор Аны Монтес пришел в отчаяние. Никто ни о чем не догадывался. Над ее рабочим столом, на стене на уровне глаз – выставленная на всеобщее обозрение – висела цитата из пьесы Уильяма Шекспира «Генрих Пятый»:
