Разговор с молодым другом - [6]

— Мало каши ел, малыш…

— Тебе бы в пинг-понг играть…

Не знаю почему, но слова «играть в пинг-понг» показались мне тогда особенно обидными. В Москве, на вокзале, прощаясь со мной, Базурин сказал:

— Ну, Алексей, в понедельник, как всегда, на тренировку…

— Хорошо, — ответил я и почувствовал, что краснею — впервые в своей жизни я говорил неправду.

Я решил, что ни в понедельник, ни в другие дни не приду больше в зал. «Из меня ничего не выйдет, штанга не для меня, а следовательно, не стоит зря тратить время», — твердо решил я. Но, как показало время, решение мое было сделано скоропалительно и без всяких к тому оснований. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Я перестал ходить на тренировки. Но окончательно дружба со спортом не прекращалась. Я продолжал участвовать в состязаниях по легкой атлетике, выступал за сборную завода по футболу и даже участвовал в сводной колонне спортсменов профсоюзов на Всесоюзном параде физкультурников. Но где-то в самых тайниках сердца жила и не давала покоя тоска по тяжелой атлетике. Чтобы как-нибудь заглушить ее, я достал гири и после окончания смены ежедневно тренировался. Часто я думал о своей секции, о ребятах, с которыми провел немало времени. «Забыли небось, что был такой Алексей Медведев», — говорил я самому себе.

Но я ошибся. Ребята меня не забыли. Однажды зимой, придя после работы, я застал у себя на квартире Лешу Доронина, Сергея Шелешнева и Кирилла Лепехина.

— Ты почему, Леша, перестал ходить в «Крылья Советов»? — спросил Шелешнев.

Я считал, что занятие спортом является моим личным делом и прямо, может быть, даже слишком резко сказал об этом товарищам.

— Зря ты, Леша, в бутылку лезешь, — ответил за всех Кирилл Лепехин. — Мы ведь к тебе по-хорошему. Не понимаешь разве, что глупость допустил?

— Не считаю.

— Ну что ж, постараемся объяснить тебе…

Не пожалели товарищи времени, приехали на завод, поговорили с Борисом Костроминым, секретарем комитета комсомола.

И вот через несколько дней в цехе было созвано общее комсомольское собрание. На повестке дня стоял мой уход из секции. Никогда не изгладится из памяти это собрание. Меня ругали, критиковали, а вспомнишь сейчас про это, и на сердце становится тепло. Почему? Да потому, что в каждом выступлении, каким бы суровым оно ни было, чувствовалась доброжелательность, глубокая заинтересованность в моей судьбе, настоящая дружба.

— Алексей, — говорил, обращаясь ко мне Виктор Лощилов, — я ходил в секцию, с Базуриным разговаривал. Он заявляет, что ты, если захочешь, можешь мастером стать. Так разве ж можно, друг ты ситный, отказываться от борьбы, пасовать при первой неудаче? Нельзя… И хоть ты считаешь все это личным делом, знай — не позволим пасовать.

Через два дня я получил письмо от Александра Михайловича Базурина. Как ни в чем не бывало он сообщал дни и часы тренировок. «Все мы в секции соскучились и ждем, когда ты снова будешь с нами. Приходи обязательно!»

Наконец масла в огонь подлил старый мастер Петр Иванович Иванов. Встретив в проходной, он задержал меня и сказал:

— Чего это, Лешка, сказывают смалодушничал, отступил от трудностей… Не годится, парень…

Да, я уж и сам видел, что не годится. Все это я понял еще на комсомольском собрании. Но мне казалось неудобным возвращаться после такого перерыва. Слова старого мастера окончательно сломили мое упрямство.

В январе 1947 года я снова пришел в тренировочный зал. Александр Михайлович тепло, по-отцовски встретил меня, а после занятий оставил и пожурил за слабохарактерность, за то, что я не поделился с ним, не высказал ему своих сомнений.

— Милый Леша, — говорил он, обнимая меня, — пойми раз и навсегда, что в спорте нет и не Может быть легких дорог. Если хочешь идти вперед, добиваться успехов, прежде всего приучи себя к регулярным, систематическим тренировкам. Сделай так, чтобы они были тебе не в тягость, а стали хорошей, любимой привычкой.

Домой я возвращался поздним вечером. Крепчал мороз, звонко хрустел под ногами снежок. Я шел быстро, почти бежал. На душе было легко и радостно, точно одержал какую-то большую и важную победу. Впрочем, так оно и было. В тот памятный январский вечер я победил самого себя, свою робость, свою неуверенность.

С той поры я не пропустил ни одной тренировки. Выполняя советы тренера, постепенно увеличивая нагрузку, к концу года я выполнил норму первого разряда. Спортивная юность окончилась. Впереди была пора зрелости, пора еще более напряженного труда.

Глава 3. Первые вершины

(Партия зовет. Экзамен на мастерство. Учитель передает эстафету. Среди сильнейших. Я пересекаю границу. Человек срывается в бездну.)

Морозным январским вечером 1949 года, как всегда после работы, я поехал на очередную тренировку во Дворец спорта. Необычно выглядел наш зал. Повсюду группами в несколько человек собрались спортсмены и о чем-то оживленно говорили.

— В чем дело? — спросил я Александра Михайловича.

— А разве ты еще не знаешь? — в свою очередь, удивился Базурин. — На-ка вот почитай. — И он протянул мне газету, в которой было опубликовано постановление Центрального Комитета партии о задачах физкультурного движения в стране.