Разговор с Безумцем - [43]

— Ну что Оливер, как у тебя дела? Что нового? Чем похвастаешься? — вежливо начал интересоваться я.

— Да вроде все хорошо, Джереми, вот только скучно как-то. Я вчера вечером хотел посмотреть бокс по телевизору, а дежурный санитар не разрешил мне, включив для просмотра какую-то нудятину, от которой у меня башка чуть не лопнула. Так при всем при этом он объяснил свой отказ тем, что якобы бокс пробуждает в человеке агрессию, которую мне необходимо всячески избегать, поэтому и нельзя смотреть жесткие виды спорта по телевизору. Бокс вызывает агрессию? Дожили! А та безмозглая хреновня, которую он мне включал, она больше подходит для малолетних имбецилов, чем для нормальных людей. Почему меня пичкают всякой ерундой, не позволяя посмотреть отбор на чемпионат мира. Знаешь, Джереми, у меня такое чувство, что они нарочно включат мне такую дичь, чтобы я сорвался, обезумел и натворил что-нибудь непоправимое. Я тебе вот, что скажу, — начал было здоровяк, но затем осекся, крутя головой по сторонам, проверяя нет ли здесь еще кого-нибудь, кто бы мог нас подслушать.

— Да, Оливер, что ты хочешь сказать? — я изобразил максимальную степень заинтересованности.

— Джереми, я тебе вот, что скажу, — повторил он, перейдя на шепот, затем посмотрел на закрытую дверь в соседнюю комнату и продолжил:

— Они наверняка хотят сделать из меня полнейшего психа, понимаешь, о чем я? Они специально издеваются над больными страдающими какими-то легкими формами психических заболеваний, чтобы из немного больных сделать полнейших шизиков, тех кто уже не будет способен сопротивляться им и никому не расскажет о том, что здесь творится на самом деле, — лицо Оливера приобрело багровый цвет, демонстрирующий крайнюю степень его негодования, но в то же время его лицо обретало и черты высокой гордости, даже самоуважения, проявляющегося сквозь это кровавое зарево.

— Почему ты так думаешь, Оливер? Кому это нужно? — спросил я, понимая, что сейчас являюсь свидетелем проявляющегося параноидального бреда.

— Я так думаю, потому что так и происходит на самом деле. Им это выгодно, им нужны больные с тяжелыми формами отклонений, за это клиника получает дополнительные пожертвования и всевозможные государственные гранты, так как основным оценочным фактором является количество тяжелобольных пациентов. Не тех, кто является проходными, кто еще вполне может адекватно интегрироваться в социум, такие им не интересны, нет, а те, кто будет сидеть в палате и дни напролет пускать пузыри. Посуди сам, ведь полные психи не требуют никакого уважения к себе, не отстаивают свои права, не пишут жалобы в вышестоящие инстанции, они идеальный материал для того, чтобы набивать ими палаты, периодически пичкая всякими успокаивающими уколами. А за каждого пациента тебе еще и государство будет премию выдавать, приводя в пример как самого верного и преданного служителя нации. Сечешь, о чем я, Джереми? — здоровяк с напыщенным видом постучал пальцем по голове, как бы отмечая свои выдающиеся умственные способности.

— Ну тогда не проще ли брать на лечение только тяжело больных людей, зачем тратить время на тех, кто поддается лечению, выделять им место, палаты, оформлять досуг и так далее. Сомнительно как-то… Может я, конечно, чего-то не понимаю, — пожал я плечами.

— Ты и правда не понимаешь, Джереми, ведь обычные больные уже готовый материал для того, чтобы стать полноценно сумасшедшими. А такого полуфабриката намного больше, чем полностью чокнутых, а значит и работать с ним намного интереснее. Теперь дошло, к чем я клоню?

— Ну не знаю, Оливер, я общался с местным персоналом, в том числе и с профессором Говардом Блэком, и у меня не возникло таких мыслей, мне, наоборот, показалось, что люди, работающие здесь, максимально заинтересованы в том, чтобы их пациенты как можно скорее вернулись к нормальной и полноценной жизни.

— Видимо ты ничего не знаешь про четвертый этаж, — ухмыльнувшись произнес бугай, откидываясь на спинку кресла.

— Четвертый этаж? А что с ним не так? — изобразил я полнейшую неосведомленность в данном вопросе.

— Это гиблое место, Джереми, на этом этаже содержатся те, кто уже никогда не выйдут оттуда, — глаза Оливера заблестели.

— Насколько мне известно, то там содержатся пациенты, состояние которых не позволяет им взаимодействовать с обществом, это больные с тяжелыми формами психических заболеваний, но какое это имеет отношение к твоей теории?

— Как это какое, ведь именно туда попадают те, кого они здесь как следует обработали, превратив в животное, овощ или и того хуже. А знаете почему доступ туда закрыт для простых смертных? — Оливера аж раздувало от собственной важности.

— Это нормальная практика, ограничивать доступ к людям с тяжелыми формами болезней, ненужное взаимодействие может травмировать и тех и других, — ответил я.

— А вот и нет, там содержатся те, кто в своей жизни был крайне неугоден правительству или обществу. Они слишком много знали и на слишком многие процессы могли повлиять, поэтому их изолировали от общества, поместили на обособленный этаж одной из частных клиник какого-то городишки, и теперь они прозябают там, медленно и верно умирая в ужасающих условиях. Периодически их разбавляют, подбрасывая им таких, как мы, еще недавно абсолютно нормальных и разумных людей.