Разъезд Тюра-Там - [9]

— Если тебе так необходимо лететь, почему своевременно не купил билет? — спрашивал по-грузински Гогия.

— Пули ки ара! (Денег нет!) — отвечал жалобно горбун.

— Нельзя сажать в самолёт лишнего человека, — объяснял горбуну Гогия по-грузински. — Полет проходит на высоте четыре километра над Клухорским перевалом Главного Кавказского хребта, и малейшее превышение грузоподъёмности делает полёт опасным.

Летчики терпеливо дожидались конца перепалки. Какой может быть перегруз? Они вылетели из Сухуми с полной загрузкой самолёта и запасом горючего до Клухори и на обратный путь. И ничего. Преодолели перевал без вопросов. Половину горючего уже сожгли, что облегчило самолёт почти на тонну. А тут горбун. В самом деле, что весит тот горбун? Баран больше весит, чем горбун. Они сейчас на прогрев моторов сожгут больше бензина, чем весит весь горбун вместе с ботинками.

Но они не вмешивались, всё-таки Гогия — официальное лицо, пусть он и решает.

Гогия же стоял в самолете, полностью закрыв собой дверной проем, а горбун, глядя на него снизу вверх, на трапе. Оба они, подогреваемые южным темпераментом, отчаянно жестикулировали, громко, почти криком, доказывали на грузинском языке — один, что ему позарез необходимо лететь, а другой — что не имеет права пустить в загруженный самолет.

— Цади акед! (Иди отсюда!) Торе мовклав ахла! (А то убью!) — кричал доведенный до белого кипения Гогия.

— Шени чириме! (Дорогой!) — умолял горбун. — Мэ мин да аэропланши! (Я хочу в самолёт)!

Наконец, терпению начальника пришел конец. У Гогия от бессилия (в самом деле, не драться же с щуплым горбуном) непроизвольно появилась на лице гримаса отчаяния, похожая на ту, что появляется перед тем, как человек заплачет. И Гогия, объяснявшийся до сих пор с горбуном только по-грузински, вдруг вскинул вверх правую руку с поставленной на ребро ладонью и оттопыренным большим пальцем, и, будто взмолившись, как можно убедительнее привел последний аргумент:

— Ти щто, русский язик не понимаешь?

После этого горбун как-то сразу сник и под хохот любовавшихся самолётом мальчишек уселся рядом.

Лётчик, дождавшись, когда Гогия сойдёт на землю, втянул трап внутрь самолёта и закрыл дверь.

В наступившей тишине где-то в недрах самолета запел разгоняемый маховик стартера, из выхлопных патрубков вместе с языками пламени вылетели клубы голубого дыма, и тысячесильные моторы, заставляя петь наши души от восторга перед такой мощью, повлекли самолет на старт в самую крайнюю точку аэродрома.

Взлетать на город запрещалось, поэтому машина развернулась в сторону Осетиновки, и нетерпеливо дрожала, удерживаемая тормозами, пока летчики проверяли у моторов работу контуров зажигания.

Но вот тормоза отпущены и самолет, почти сразу же оторвав хвост от земли, набирая скорость, пошел на взлет и, как всегда, окончательно поднялся в воздух перед самой Осетиновкой.

Мальчишки, делясь впечатлениями, пошли было с аэродрома, но необычный звук натужно работающего мотора заставил их оглянуться — «Дуглас» возвращался на аэродром со стороны Осетиновки на одном правом моторе.

Ребята видели, будто в замедленном кино, как при соприкосновении с землей у самолета подломилась левая стойка шасси, самолёт лёг на законцовку левого крыла и, пока скорость большая, двигался почти по прямой. Но скорость с каждой секундой падала, и самолет начало закручивать по архимедовой спирали, разворачивая его в обратном направлении.

В этот момент центробежная сила перевесила все остальные силы, и самолет, ломая правую стойку шасси, визжа брюхом по камням, боком пополз к обрыву, под которым буйным нравом пенилась река Кубань. Мальчишки, думая, что самолёт, с таким трудом спасённый лётчиками на посадке, неминуемо свалится в пропасть, в страхе закрыли глаза. А когда в наступившей тишине открыли их, то увидели, что самолет на излете энергии падения, уперся гондолой правого мотора в куст барбариса и остановился так, что обвод правого борта фюзеляжа один в один повторил контур обрыва. Летчики уже успели сбросить левую грузовую дверь, перепуганные пассажиры, выпрыгнув из самолёта, бежали в сторону аэродромного домика.

А рядом с мальчишками, гортанно выкрикивая какие-то грузинские слова, в дикой пляске кружился горбун…

Захотелось пить.

— Открой дверь к пилотам, там есть бак с водой, — посоветовал Ковалёву Анатолий Павлович.

В кабине пилотов было темно. На приборной панели успокаивающе зеленели контрольные лампы. Командир спал в своем кресле, привалившись к борту левым боком, второй пилот дремал, привалившись к борту правым боком, туловище третьего летчика лежало на аппаратуре справа от прохода, его ноги — на аппаратуре слева от прохода, а то, что соединяет эти части тела, висело над проходом.

Самолет на автопилоте со скоростью триста километров в час поглощал пространство в направлении на Тюра-Там.

Впервые Сергей Павлович Королев появился в этом районе Казахской степи, когда в пятидесятом году двадцатого века началось строительство стартовой позиции для ракеты Р-7, а на кульманах конструкторов стала вырисовываться, принимая логичные очертания, сама ракета, «семерка». Машина, подобную которой Соединенные штаты Америки к тому времени даже не замышляли.