Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [39]

Дядя Константин в Грецию не поехал и постепенно занял в Нью-Йорке респектабельное положение, ограниченное тем не менее рамками греческой общины. Его дочери впоследствии отошли от греческой среды и вышли замуж за своих способных еврейских однокашников, которые могли делать карьеру и деньги в Америке более свободно.

Вот эта-то родня и встретила меня в Нью-Йорке. И дядя, и все остальные члены его семьи были мне очень рады и всячески проявляли гостеприимство. Однако я приехал учиться, имел гарантированную хорошую стипендию и, несмотря на радушный прием, не собирался надолго задерживаться у родственников. Поэтому, пожив с ними несколько дней, я сел в автобус и отправился в штат Калифорния, в широкоизвестный город Санта-Барбара. Именно там находилась школа Кейта, в которой отныне я должен был учиться[59].

Прибыв в Санта-Барбару, я немедленно приступил к занятиям. Сразу стало ясно, что и в учебном процессе, и в повседневной жизни все здесь очень сильно отличается от того, к чему я привык дома. Что же касается географии и климата, то у меня было ощущение, что я не уезжал из Греции: то же солнце, то же тепло и то же море, точнее говоря – океан.

Мои первые впечатления на новом месте были связаны с организацией дела в школе. Например, меня крайне удивило, что нас, учащихся, заставляли убирать окрестную территорию. В Греции дети не работали, и хотя мы, молодые греки, прошли через войну, в сравнении с моими американскими соучениками я чувствовал себя настолько избалованным, что мне было стыдно. Помню чувство обиды на маму, которая, безгранично любя нас с сестрой, слишком многое делала за нас и не привила нам тех черт характера, которые помогли бы выжить в условиях жесткой конкуренции. Тем не менее вскоре я научился заправлять свою постель, понял, что и как надо делать, и принялся старательно подражать одноклассникам, которые, происходя из богатых семей, занимались спортом, водили машину, держались независимо и выглядели более взрослыми, чем я.

С точки зрения набора предметов, изучавшихся в рамках учебной программы, разница между школой Кейта и «Афинским колледжем» не была такой уж огромной – все-таки «Афинский колледж» был довольно американизированным учебным заведением. Со своей стороны, элитная частная мужская школа Кейта не была стандартной американской средней школой – она была больше похожа на школу при колледже или подготовительную к колледжу. Соответственно, в обеих школах основной упор был на математику и историю. И там, и там было много занятий спортом.

Хотя были и кое-какие отличия. Не помню, чтобы физика, химия и биология изучались в школе Кейта отдельно, – скорее всего, по американской образовательной традиции, они были объединены в учебную дисциплину об окружающем мире. В «Афинском колледже» мы изучали эти дисциплины по отдельности и для каждой у нас были отдельные большие лаборатории.

В греческой школе у нас в программе была древнегреческая литература и не было зарубежной. В школе Кейта, конечно, никакой древнегреческой литературы не было, зато была английская и американская, а также французская литература. Элементарное обществоведение изучалось в курсе истории. Все эти предметы представляли для меня огромный интерес.

Получил я и скромное музыкальное образование. Некоторое время я учился игре на фортепьяно, но это было недолго. Зато почти год я пропел в школьном хоре. Наш репертуар составляли итальянские мадригалы, Гендель, а также средневековые англосаксонские песнопения на латинском языке. Тогда же я начал слушать виниловые пластинки с записями известных музыкантов, в основном исполнявших легкую музыку.

Я помню, что мои новые товарищи приняли меня хорошо, всячески старались поддержать и вообще были мне добрыми «учителями» в моей адаптации к американской жизни. Я вспоминаю о них с большим чувством благодарности. Школа Кейта в Санта-Барбаре представляла собой интернат, куда приезжали на учебу мальчики из разных городов и штатов США. Поэтому мое общение с однокашниками не ограничивалось совместной учебой и внешкольными занятиями в общежитии и на спортплощадке. Во время каникул приятели приглашали меня погостить в своих домах, и это также помогало мне интегрироваться в американскую среду и готовиться к дальнейшей жизни в стране.

Что меня особенно поразило на первых порах, так это терпение, с которым меня обучали. На меня не кричали, не оскорбляли, но внимательно следили за мной и помогали. Как спортивные тренеры ребята также были очень благородны.

Надо добавить, что я был гораздо моложе других юношей в моем классе – им было по семнадцать-восемнадцать лет, а мне пятнадцать, – поэтому я считаю себя их должником.

С точки зрения количества и качества знаний, которыми мы обладали, я был более образован, чем мои товарищи. Очевидно, что тогдашние греческие школы (в отличие, кстати, от университетов) давали более солидную подготовку, чем американские. Это моих друзей не волновало – они совсем не завидовали мне.

В общем, я стал одним из лучших учеников школы.

Порой меня вызывали на уроке для решения какой-то алгебраической задачи, с которой, кроме меня, никто не мог справиться. Я не помню ни одного раза, когда бы я не выполнил задание. В другом месте меня за это избили бы, но здесь ребята относились ко мне с неизменной доброжелательностью. Замечу, что в Греции я не блистал математическими способностями. В Америке же я понял, почему до сих пор не проявил себя в математике: учитель в афинской школе был крайне несдержан: кричал, ругался и просто уничтожал меня.