Раздумья на Родине - [63]

На протяжении всей первой серии Трубников только и делает, что внедряет железную дисциплину, распекает, заставляет работать ленивых колхозников. Словно бы чувствуя односторонность образа, сценарист вынужден иногда слегка затушевывать культ сильной личности, якобы так необходимой для возрождения колхоза. И тогда герой фильма пользуется не только отрицательными эмоциями: он и с близнецами посидит, пока нет матери, и чарку с мужиками выпьет. Ведь конфликт между Трубниковым и инертной массой колхозников был бы слишком прямолинейным без этих сентиментальных отступлений. Чтобы усилить этот конфликт, чтобы до конца обличить стяжателей и индивидуалистов, автор сценария доводит братьев Трубниковых до жестокой драки из-за колхозной травы. (Насколько мне известно, в повести, послужившей основой для сценария, этого дикого эпизода совсем не было.) Такой индивидуалист этот брат Трубникова Семен, что никак нельзя с ним иначе, и готов он из-за копны сена насмерть укокошить родного брата, то бишь председателя. Только обреза под полой и не хватает этому Семену. Так неужели сидит в натуре колхозника, выдержавшего войну, этот проклятый собственник, не желающий знать ничего, кроме личного интереса? На этот вопрос сценарист, следом за ним режиссер, а за режиссером и актеры отвечают совсем не двусмысленно: «Испохабили завтрашний день». «Такой народ, что плюет на все, каждую стеночку испохабит».

Все эти реплики, так сказать, прямая речь одного из героев и, вероятно, косвенная самих авторов фильма. Нежелание трудиться, индивидуализм, инертность и корыстолюбие — вот основные причины всех послевоенных сельских бед, если верить фильму «Председатель». И пафос этого фильма именно в обличении этих свойств. Этот пафос давно уже стал традиционным для многих наших кинематографистов. Как будто и не было тех поистине героических лет войны, да и не только войны, когда колхозники отдавали стране все, что могли, а иногда и сверх того. Создатели фильма с легким сердцем игнорируют все это. Впрочем, иногда, словно из боязни перегнуть палку, они вынуждают героев говорить нечто несвойственное контексту. Так, после одной очень нечистоплотной и надуманной сцены, после того, как зритель уже постиг все невежество, всю злость, якобы царящие в деревенской среде, подсовывается сцена с букетом цветов и фраза: «А люди, Борис, не злые». Но после всего увиденного и услышанного эта фраза звучит фальшиво. Не веришь и сентиментальной трубниковской слезе в конце первой серии, как бы ни талантлив был и здесь актер Михаил Ульянов.

Вообще, в фильме все время ощущается несоответствие между великолепной игрой актера и ее конечным результатом, обусловленным замыслом сценариста и постановщика. Возникает опасение, что талант и сила актерской игры потрачены напрасно, приходит мысль об ответственности актера при выборе предстоящей работы, при чтении сценария.

Главная мысль фильма — мысль о роли личности в руководстве, о взаимоотношениях руководителя колхоза с массой колхозников. Во второй серии фильма мы видим, как растут корпуса колхозных строек. Словно по мановению волшебной палочки изменилась жизнь в селе Конькове. Нельзя же всерьез принимать то, что экономика артели сдвинулась с мертвой точки благодаря «замочных дел мастеру». Произошел потрясающий скачок в борьбе за изобилие, но авторы фильма не делятся секретом этого скачка. И зрителю остается только предположить, что колхоз обязан своим изобилием лишь крику и мату Егора Трубникова…

Теперь о другом. Прозвучало ли открытием в искусстве то место фильма, где герой сталкивается с последствиями подлинного, невыдуманного культа? Я не берусь судить, может быть, и прозвучало. Но трубниковская борьба с культовскими последствиями как-то не увязывается с его собственной «методой» руководства. Ведь в фильме весьма недвусмысленно говорится, что инертной массой руководить можно только при помощи такой энергичной и сильной личности, как Трубников. Культ получается оправданным. Но оправданным лишь относительно колхозников и ни в коей мере не для таких, как сам Трубников. Культ, но без культа, так сказать. Такой нелепый вывод напрашивается сам по себе, если следовать логике фильма «Председатель». Но как раз логики-то и нет в этом фильме.

* * *

Беда в том, что ошибочный, ограничительный взгляд на деревню и на крестьянина присущ не только авторам «Председателя», а еще довольно многим кинематографистам. Но я никогда бы не сказал этого, например, об авторах фильма «Отец солдата». Образ, созданный Закариадзе, — пожалуй, единственный по своей глубине и правдивости в цепи бесконечных и традиционных образов-штампов, призванных обличать крестьянскую косность. Недавно грузинские кинематографисты сняли еще один фильм, где главную роль вновь играет Серго Закариадзе. Фильму «Скоро придет весна» по многим причинам трудно тягаться с фильмом «Отец солдата». Но С. Закариадзе знает, где и кого играть, и отношение к деревенскому жителю, к крестьянину у него вполне определенное.

Нельзя обвинить в двойственности этого отношения и Отара Абесадзе — постановщика фильма «Скоро придет весна». Фильм начинается с эпизода, в котором юный студент, один из сыновей героя, приезжает в деревню. В этом эпизоде парень нечаянно разбивает кувшин, и отец — старый крестьянин — поднимает из-за этого крик. Зритель, привыкший к образу-штампу, уже почти уверен в том, что на экране очередной стяжатель и собственник. Тем более У актера такие великолепные условия для обличения крестьянского индивидуализма: его герой, отец двух сыновей, имеет двухэтажный дом, скот, виноградник и т. д. Однако режиссер вместе с актером идет несколько другим путем, заставляя зрителя ощутить приятное разочарование. Зритель не угадал. Потому что художественное чутье, такт, наконец просто симпатии авторов фильма к труженику-крестьянину не позволяют им сползать на традиционное обличительство. Но, глядя на экран, вместе с чувством удовлетворения вдруг начинаешь испытывать чувство тревоги: а не впадут ли авторы в другую крайность? Не начнут ли вместо деревни обличать город? Возможностей для этого у них тоже хоть отбавляй. К счастью, этого, как мне кажется, также не произошло. И пусть фильм несколько сентиментален. Зато образ, созданный С. Закариадзе, глубок и правдив, он не обнаруживает ни в режиссере, ни в актере недоброго, предвзятого взгляда на крестьянство и на деревню вообще. К несчастью, этого нельзя сказать о многих других кинематографистах. Обычно, упомянутый взгляд на деревню обусловлен либо плохим знанием ее, либо заведомой к ней недоброжелательностью.