Раздумье - [4]

Петин поднял голову в тот момент, когда мягко отворилась дверь кабинета секретаря обкома по промышленности и на пороге появился Александр Павлович Пухов.

Высокий, еще не утерявший стройности, он шагнул на середину приемной, и тут его льняные волосы под потоком солнечных лучей зарыжели, как зарыжели и брови.

По-иному, нежели Аким Морев, восприняв рыжинку в воздухе, он проговорил, озорно подмигивая:

— Яркость-то какая! А!

— Да-а, — со вздохом сожаления подхватил Петин, сразу поняв, на что намекает Пухов, и представил себе: заволжские озера, заводи и то, как он с Пуховым забрасывает сети, как они ботают, то есть загоняют рыбу, и как та, высвобожденная из ячеек, шлепается на дно лодки. — Вечерком в субботу, Александр Павлович! — повелительно подчеркнул Петин: на рыбалке он всегда верховодил.

— Хорошо бы! — согласился Пухов и кивнул на дверь кабинета первого секретаря обкома. — Акима Петровича втянуть бы… заразить!.. — затем заглянул в тетрадь, в которую Петин заносил какие-то цифры. — А ты все ковыряешься, Чибис? — Такую кличку Петин получил на рыбалке: быстрый на ногу, он, когда бежит, неслышно подпрыгивает, точно чибис, несомый ветерком. — Государственное время транжиришь, — как всегда грубовато и с насмешкой проговорил секретарь обкома по промышленности.

Петин сменил тон на другой, подчиненный, потому что дело теперь шло уже не о рыбалке. Он достал сводки уполномоченных по определению урожайности, проанализировал их и понял, что облисполком завышенно подсчитал валовой сбор урожая прошлого года, «чем и нанес непоправимый ущерб области». Об этом Петин недели две назад по секрету сообщил Пухову, но тот встретил сообщение насмешкой:

— Не по чину ты нос суешь: помощник первого секретаря обкома, ну и выполняй его волю… неукоснительно.

— Неужели, Александр Павлович, не видите: продовольственные магазины в городе трещат, — тоном подчиненного и в то же время настойчиво проговорил Петин, тыча карандашом в тетрадь. — Колхозники хлынули из деревни.

— Что ж, для нас, промышленников, это хорошо: не приходится ездить за рабочей силой в колхозы. Это, брат, из деревни высвобождаются излишние рабочие руки, — по-своему расценил положение Пухов.

— Что-то вы запоете потом!.. Только ты ему пока ни гугу. — И Петин карандашом же через плечо указал на дверь кабинета Акима Морева.

— Ладно, ни гугу. А тетрадку твою я бы в печку. Тоже нашелся контролер-бузотер! Вот что, скажи ему: я на автомобильный.

— А сам-то что же? Он тут.

— Видел его утром: туча… Яркость-то какая! — повторил Пухов и с этими словами покинул приемную.

Петин с минуту смотрел вдаль, снова видя перед собой заволжские озера, заводи — тихие, поблескивающие на солнце, затем с досадой махнул рукой и углубился в вычисления, рассуждая:

— Вы, члены бюро, полагаете: раз вы решаете судьбу людей, то и все? А вон они какие — подводные камни. Нет, я доложу ему! — Он было поднялся из-за стола и подошел к двери кабинета, но задержался: оробел.

Петин не знал, что Акима Морева в эти минуты волновало то же самое. Секретарю обкома было известно, что в городе магазины опустошены: масло — редкость, за хлебом, сахаром, крупой — очереди, не говоря уже о мясе. На днях созвали представителей торгующих организаций. Выяснилось: склады пусты. Не выписывать же мясо, хлеб, сахар из Москвы!

Как же это случилось?

Ведь все были уверены, что в этом году город, районные центры будут снабжаться без перебоев. Причем уверенность эта зиждилась на «тщательном подсчете реальных данных», как уверял Опарин. И вот они, «реальные данные», на столе перед секретарем обкома! Валовой сбор зерна прошлого года составил больше двухсот миллионов пудов. Государству сдано, продано около восьмидесяти миллионов пудов, остальное — на семена, на прокорм скота, на трудодни (в среднем вышло больше двух килограммов), даже в запасный фонд отчислено восемнадцать миллионов пудов. Казалось бы, все хорошо, все правильно. И тем не менее факт остается фактом: с продовольствием беда, а колхозники потоками заполняют город.

«Вот на какой девятый вал нарвались мы. Дотянуть бы до нового урожая! — мысленно произносит Аким Морев. — Ну, а если эта рыжинка превратится в суховей? Тогда что?»

И тут в кабинет вошел смущенный Петин.

— Аким Петрович, — заикаясь, что всегда являлось у него признаком наивысшего волнения, заговорил он, вертя в руках тетрадь. — Я долго молчал, но теперь обязан вам сказать.

— Что?

— Свое, — окончательно смешавшись, произнес Петин.

— Не можете ли подождать с этим своим? — раздраженно проговорил Аким Морев, досадуя на Петина за то, что тот с чем-то личным вмешивается в ход его самых напряженных раздумий.

Но Петин развернул тетрадь, положил ее на стол и будто с обрыва ринулся в пропасть.

— Я хорошо знаю статистику: учился в сельскохозяйственной академии у профессора Каблукова. Мы, статистики, вроде кудесников, нас не обманешь…

— Ничего не понимаю, — мельком вглядываясь в страницы тетради, испещренные вычислениями, с тем же раздражением проговорил Аким Морев. Он знал, что Петин хорош на своем месте, прекрасно ведет свое «хозяйство» и еще страстный рыбак: нет-нет, да и насядет на Акима Морева, чтобы тот поехал с ними на рыбалку. И теперь, чтобы поскорее освободиться от него, секретарь обкома впервые грубо сказал: — Опять о рыбалке, что ли?