Раздражающие успехи еретиков - [44]

Он хранитель печати Кэйлеба, Шарли, — напомнила она себе. — Ты не знаешь всех причин, по которым Кэйлеб мог выбрать его. И даже если бы ты это знала, не ты назначила его в совет. Так ты действительно хочешь это сделать?

И все же, даже задавая себе этот вопрос, она знала ответ. Это был тот же самый ответ, которому Марак Сандирс научил испуганную девочку много лет назад. Она могла править или просто царствовать. Она сделала этот выбор, когда ей едва исполнилось двенадцать, и Кэйлеб Армак женился на ней не потому, что она была слабой.

— Позвольте мне объяснить вам, милорд, — сказала она, говоря холодно и четко, — почему ваше беспокойство беспочвенно.

Уайт-Черч, казалось, напрягся в своем кресле, услышав ее тон, но она продолжила, как будто ничего не заметила.

— Как вы, возможно, помните, мы уже проинформировали храмовую четверку и совет викариев, если уж на то пошло, что мы отвергаем их полномочия. Что мы знаем их такими, какие они есть, и что мы намерены привлечь их к ответственности за их преступления не только против народа Сейфхолда, но и против Матери-Церкви и даже Самого Бога. Вы предполагаете, что, после предупреждения их об этом, наш правильный курс действий, когда нам в руки попадают люди с доказанной виной — люди, чьи письменные отчеты, чьи собственные показания показывают гордость и удовлетворение, которые они испытывают, отдав приказ об убийстве детей, заключается в том, что мы не должны вершить над ними правосудие?

— Ваше величество, я только…

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, милорд. — Голос Шарлиэн стал заметно холоднее. — Разве сейчас время демонстрировать слабость? Чтобы внушить не только храмовой четверке, но и всему Сейфхолду, что мы на самом деле не обладаем силой наших собственных убеждений? Уверенностью в наших собственных принципах?

Выражение лица Уайт-Черча было крайне несчастным, и его глаза метались по столу совета, как будто ища кого-то, кто спас бы его от гнева императрицы. То, что он увидел, было множеством глаз, которые, очевидно, согласились с ней, и его кадык дернулся, когда он сглотнул.

— Нет, ваше величество. Конечно, нет! — сказал он.

— Рада, что мы пришли к согласию по такому фундаментальному принципу, милорд, — сказала она ему, пронзая его своим жестким карим взглядом. — Я люблю проливать кровь не больше, чем любой другой мужчина или женщина, — продолжила она. — Более того, император и я дали понять настолько ясно, насколько это возможно для человека, что империя Чарис не будет просто убивать людей, потому что они не согласны с нами или потому, что они выступают против Церкви Чариса и нашего конфликта с храмовой четверкой. Но следствие из этого должно быть столь же ясным. — Наконец она оторвала от него свой пристальный взгляд, чтобы окинуть взглядом остальных за столом. — Мы накажем виновных, когда их вина будет доказана, и облачения, которые они извратили и предали, не защитят их. В отличие от них, мы не будем проливать невинную кровь, но мы привлечем их к ответственности за всю пролитую ими кровь. Есть ли какая-то причина, по которой кто-либо из сидящих за этим столом не смог понять этот важный пункт нашей политики?

Никто не произнес ни слова. На самом деле, — подумал Грей Харбор, — велика вероятность, что в данный момент очень немногие из них даже дышат, и он был почти уверен, что Уайт-Черч не дышит. Императрица никогда даже не повышала голоса, но хранитель печати выглядел удивительно похожим на человека, который хотел бы растаять и просочиться под стол совета.

Идиот, — без особой жалости подумал первый советник.

В некотором смысле сочувствовать Уайт-Черчу было не так уж трудно. Часть его беспокойства было достаточно легко понять с точки зрения простого человеческого эгоизма. Уайт-Черч был богатым человеком, но большая часть его личного и семейного богатства была связана с торговлей и долями владения в значительном торговом флоте. Без сомнения, он был рад, что Рок-Пойнт сумел вернуть все первоначально захваченные в Делфираке корабли, кроме двух, но часть его, казалось, не могла понять, что противостояние между Чарисом и Храмом перешло в сферу, в которой даже жизненно важная для существования империи торговля отошла на второй план. Возможно, в этом не было ничего удивительного, поскольку любой чарисиец почти на инстинктивном уровне понимал, насколько жизненно важна эта торговля. К сожалению, где-то в глубине души Уайт-Черч, очевидно, не смог осознать необходимость определения приоритетов на реалистичной основе. Или, по крайней мере, отложить в сторону свои собственные, личные интересы ради интересов Чариса в целом. Все, что могло помешать торговле империи, закрыть порты для его кораблей, угрожало будущему его семьи, и он с самого начала был настойчивым предостерегающим голосом.

Но у его позиции были и другие причины, и большинство из них были значительно менее корыстными. Это не означало, что Грей-Харбор соглашался с ними, но, по крайней мере, он понимал причины, стоящие за ними.

В обязанности этого человека входило официальное составление и получение дипломатической корреспонденции королевства. Он привык мыслить не в терминах великой и масштабной борьбы, а в терминах общения между относительно небольшим числом людей, чьи решения определяли судьбы королевств. Он еще не перешел к пониманию того, что силы, высвобожденные здесь, в Чарисе, выходят далеко за рамки советов королей и князей или даже священников и викариев. Эти лица, принимающие решения, по-прежнему имеют жизненно важное значение, но приливы и отливы, с которыми им приходится бороться, коренным образом изменились.