Раздели мою печаль - [29]

— Я тебе сообщу.

Милане было неловко признаться подруге, что разговор о бракосочетании был всего один раз, в день ее приезда в этот дом, а потом о нем все словно забыли, в том числе и Вовчик.

— Тебя там не обижают? — спросила Ольга.

— Да нет, все нормально.

— Скажи им, чтобы жалели и пылинки с тебя сдували, иначе я приеду и такое им устрою!

— Так и скажу, — засмеялась Милана.

После разговора с подругой на душе посветлело, непогода за окном казалась уже обыкновенным дождем с грозой. Жене Милана звонить не стала — Оля сказала, что он с семьей, как всегда, собрав компанию друзей, уехал на отдых. Милана вышла из комнаты и собрала разбросанную везде, где только можно, грязную одежду, намереваясь ее постирать.

— Наши с Гришей вещи не тронь, — заявила Светлана, выхватив свой халат. — А то потом будешь говорить, что стираешь нашу одежду.

— Света, зачем ты так?

— Я сама постираю, — отрезала сноха, сделав ударение на слове «сама».

Милана включила стиральную машинку, нашла в коридоре чей-то дождевик и вышла из дома. Гроза уже удалялась, ветер утихомиривался, и только ливень монотонно шумел, заливая все на земле. Милана побежала, перепрыгивая через лужи на дорожке, и через мгновение была уже в соседнем дворе. Она поискала звонок у двери, не нашла его и постучала в металлическую дверь.

— Открыто! — услышала она голос Татьяны.

Милана толкнула дверь, и в нос ей ударил запах пота, несвежего белья и перегара.

— А-а, это ты, соседка! — Татьяна встретила ее улыбкой.

Было заметно, что хозяйка хорошо выпила: ее покачивало, слова она произносила врастяжку, да и помутневшие глаза однозначно говорили о ее состоянии. Она пригласила Милану в дом, провела в кухню, поставила чайник на огонь. На столе — почти пустая бутылка водки, нарезанные прямо на потертой клеенке помидоры, огрызок черствого хлеба и пепельница, полная окурков сигарет без фильтра. Милана поморщилась от запаха, который исходил от окурков, и незаметно отодвинула пепельницу от себя.

— У меня бардак, не обращай внимания, — сказала Татьяна, которая села напротив и закурила. — Правда, порядок у меня бывает редко, — улыбнулась она. — Хотя… Когда-то, в далеком прошлом у меня было все: и порядок, и муж, и ребенок. Знаешь, Мила, я только сейчас, спустя много лет, поняла, что счастьем надо жить и наслаждаться, пить его, как нектар, как я сейчас пью водку, радоваться каждой секунде, пока оно, это счастье, есть. Оно приходит незаметно, мы живем, не ценим его, не упиваемся им, а оно вдруг решает пойти к кому-то другому, чтобы его осчастливить, а мы остаемся не-счаст-ли-вы-ми! Оно уходит, чтобы мы жалели о нем, о тех днях, когда были счастливы, жили им, уже прошлым, вспоминали и в полной мере понимали, как нам не хватает его в теперешней жизни. Выходит, что счастье жестокое? Но именно оно, даже прошлое, держит нас на этой земле. Почему его нельзя забрать с собой в настоящее, скажи мне?

Татьяна положила окурок в пепельницу, вылила в чашку оставшуюся водку. Милана выключила плиту, и чайник притих, перестал шипеть. Татьяна залпом выпила водку, закусила четвертинкой спелого, сочного помидора.

— Мне нечего забирать в настоящее, — сказала Милана, — значит, в прошлом я не была счастлива.

— А ведь такая красивая…

— Тебя вдруг потянуло пофилософствовать?

— А-а, это так, размышления. Ты не смотри, что я приняла, я вполне вменяема, хотя многие так не считают.

— Зачем ты пьешь? — спросила Милана.

— От без… безысходности.

— Ты сказала, что была счастлива. Раньше.

— Да, сказала, потому что действительно когда-то была безумно счастлива, — ответила Татьяна и потянулась за сигаретой. — Только тогда я этого не знала. Думала, что у меня обыкновенная семья, нормальный муж, есть ребенок. Почему я жила обычной жизнью, не осознавая, что купаюсь в счастье?

— Я ничего не знаю о твоей прошлой жизни, — сказала Милана, не найдя подходящего ответа.

Татьяна взяла бутылку, прищурившись, поднесла ее к свету и вздохнула.

— Так быстро закончилась, я тебя и не угостила, — сказала она.

— Я не пью.

— И правильно делаешь. Я тоже не пила. Когда-то. Это было давно.

— Сколько лет ты пьешь?

— Со дня смерти моего сына. Целую вечность.

— Ты потеряла ребенка? — вырвалось у Миланы.

— Я имела все и потеряла все в один день.

Татьяна заплакала. По ее обрюзгшему лицу бежали слезы, стекая по бороздкам морщин. Милане стало жаль эту малознакомую спившуюся женщину, которая заливала свое несчастье водкой. Она остро почувствовала ее одиночество, подошла и обняла Татьяну за плечи.

— Не надо, — сказала девушка. — Лучше расскажи, что у тебя случилось. Если очень больно — не надо.

— Больно? Мое тело, душа, сердце — сплошная боль, — начала женщина. Она размазала слезы по лицу и продолжила: — Я рано вышла замуж. Мне было всего восемнадцать, когда я познакомилась с Алексеем. Через два месяца мы поженились, тогда я уже ждала ребенка. Богданчик родился крепышом. Знаешь, у него были такие светлые волосики и голубые глазки, как у папы. Я вспоминаю жизнь, в которой был он, мой Богданчик, и понимаю, что это были самые лучшие дни в моей… нет, в нашей жизни. А тогда казалось, что у меня самая обыкновенная жизнь: быт, который заедает, усталость от бесконечных стирок, бессонные ночи…