Разбуженная тигрица - [7]

Маленькое помещение было теплым и приятным, запах дерева и кожи смешивался со свежим запахом океана. Вдоль одной из стен стоял большой письменный стол из мореного дуба с медными ручками, стершимися от длительного пользования. Пожелтевшие пергаменты всевозможных размеров были аккуратно скатаны и перевязаны бечевой. Каждый из них был предусмотрительно подписан, чтобы капитану не приходилось тратить время на поиски свитка, необходимого для прокладывания курса корабля по морю. Медная масляная лампа слегка покачивалась на крюке, вбитом в поперечную балку. Свет ее отбрасывал тени на ценное дерево, которым были отделаны стены каюты.

Рядом со столом стоял сундучок, крепкие кожаные ремни и пряжки которого были расстегнуты. Подвесная койка с опрятно заправленными простынями крепилась на противоположной стене. Умывальник, маленький кожаный стул и полки с аккуратно расставленными книгами завершали обстановку. Картины, висящие на стенах, придавали каюте особый уют. Плащи и шляпы висели на резной вешалке, прямо над дверью, а на полу манил ступить босыми ногами прекрасный персидский ковер с замысловатым узором.

Вытянувшись на койке, Дилан попытался расслабиться, но слишком многое тревожило его в этот час — в основном это касалось Ариэль Локвуд. На плантацию его отправило письмо отца, чтобы выяснить правду о таинственной смерти Ясона Локвуда. Его отец считал, что так называемый несчастный случай слишком уж подозрителен, и просил Дилана разобраться. Когда Дилан приехал, выяснилось, что Ариэль уже два года как находится в Англии.

Дилан понимал, что первая встреча с этой девушкой оказалась на него сильнейшее впечатление. Но он никак не ожидал, что будет так разочарован, когда не сможет вновь увидеть ее. Его поглотили дела, и та информация, которую он собрал в Индии, не давала ему покоя.

Потянувшись, Дилан достал небольшую в кожаном переплете тетрадь Ясона Локвуда и открыл ее на последней записи.

«Как странно, сегодня утром у меня был гость, к моему удивлению им оказался лорд Брюс Харрингтон», — прочел он.

Дилану сразу же вспомнился рассказ миссис Эпплгейт. Ссора и уход взбешенного Брюса. Позже, в тот же день, Ясон Локвуд услышал звуки охоты и сердитые крики тигра. Он побежал в джунгли, испугавшись, что это мог быть Кала Ба. А потом Локвуда нашли убитым. И не с одного, а с двух выстрелов. Первый выстрел, похоже, был действительно случайным, и не был смертельно опасным. Но второй был сделан уже с более близкого расстояния, с хладнокровной неторопливостью. Он-то и отправил Ясона Локвуда в могилу. А вместе с ним и имя его убийцы.

— Черт побери. — Дилана охватил гнев. Он чувствовал потребность выпустить, пар, наброситься на виновника этого гнева. Но человек, послуживший причиной его ярости, сейчас находился в Англии, что, возможно, было и к лучшему, так как в этот момент Дилан был способен даже на убийство.

Воспоминание об Ариэль и ее отце, о горе, которое она, должно быть, переживает, расстроило его. В свой короткий визит к Ясону Локвуду он понял, что отец и дочь относились друг к другу с любовью. Подтверждение этому он нашел в дневнике Локвуда. Дилан завидовал их отношениям.

Он тосковал по тому, чего сам никогда не знал. Мать Дилана умерла, когда он был еще совсем мал. Дилан смутно помнил ее. Он всегда был одинок, и это было обидно. У отца был Роберт, наследник, а потом и новая жена, и вторая семья. Дилан же провел свою юность в школе.

Он осторожно перевернул назад страницы, разыскивая запись, которую уже читал прежде.

«Никогда еще не выполнял я такой трудной задачи, как сегодня. Как всегда, Ариэль пропустила обед, приведя этим тетю Маргарет в плохое настроение. Я никогда еще не видел свою дочь такой нежной и полной жизни, как в тот момент, когда она спускалась по лестнице с мокрыми волосами и в помятом платье. Я чувствовал, что мое сердце разбивается вдребезги, когда вспоминал, что отсылаю ее. Моя дорогая сестра с присущей ей настойчивостью убедила меня, что я поступаю несправедливо по отношению к дочери, постоянно держа ее при себе. Ариэль так независима, что порой мне, казалось, будто она и не нуждается в родителе. Мне невыносима мысль о том, что я своим эгоизмом и недостатками принес вред зенице моего ока. Поэтому я согласился с тем, что Ариэль следует вернуться в Англию вместе с Маргарет. Конечно, Ариэль этого не понимает. Да и как она может понять? Девочка еще так юна. А Маргарет настроена, сделать из нее настоящую леди, восполнить ту часть ее воспитания, в которой я так и не преуспел. Бог простит меня, я делаю это ради нее…»

Дилан положил дневник Локвуда на живот, давая себе, время мысленно свыкнуться с той любовью, которую этот человек испытывал по отношению к своему ребенку, желая только того, что считал лучшим для нее. Дилан восхищался им. Он продолжил чтение.

«Ариэль уезжает утром, и мне кажется, что я умру от тоски. Я знаю, что сегодня она бегала с Кала Ба. Он тоже потеряет частицу своего сердца».

В следующей записи говорилось только: «Она молода, и ее боль утихнет. Так будет лучше всего». Более поздняя запись привлекла внимание Дилана.