Разбойник - [54]
Действительно ли я произнёс эту заносчивую и влюблённую речь, или только мечтал и фантазировал, а, может быть, всё же выпалил все эти слова — неважно, в любом случае, я отчётливо помню, что получил от прекрасной дамы весьма благосклонный, любезный и кроткий взгляд из действительно исключительно прекрасных и добрых глаз, а ещё она меня кратко, но очень вежливо поблагодарила, и это благодарное слово было для меня желанной добычей, заполучив которую в свою собственность, я поспешно удалился с низким поклоном. А вот нетерпеливо и беспокойно вышагивавший из угла в угол, на вид довольно неприятный или совершенно излишний человек смотрел на меня немилостиво и неприветливо; это был, так мне казалось возможным предположить, господин супруг прекрасной госпожи баронессы, который, возможно, с большим удовольствием бы меня высек за счастливую мину, образовавшуюся у меня на лице в присутствии его супруги. Когда впоследствии секретарь спросил меня, как повела себя баронесса при передаче ей стакана лимонаду, я ответил: «Прелестно! Очаровательная дама, её улыбка сладка как поцелуй, а глаза невыразимо прекрасны. Она велела благодарить вас за оказанную услугу». Этими словами он остался очень доволен. В дополнение остаётся сообщить о секретаре, что он очень хорошо играл на фортепиано, из-за чего пользовался моей, так сказать, любовью. А почему бы и не любить людей, которые доставляют нам удовольствие своими талантами, знаниями, умениями и навыками?
Уже начал падать первый снег, большие мягкие хлопья сыпались во двор замка, а я втайне был тому, странным образом, рад. Наши глубоко (или, во всяком случае, весьма) уважаемые господа зачастую возвращались домой с прогулок насквозь промокшие. Снег и дождь, на самом деле, невежливые, невоспитанные, неотёсанные компаньоны без всяких манер и образования, и их, мне кажется, никакой ценой и, даже приложив огромные усилия, невозможно обучить приличиям в отношении высокопоставленных особ, а ведь отсутствие необходимой порции нежности в обращении с такими особами портит им жизнь, не говоря уже об отсутствии уважения к их благородному происхождению, рангу и богатству. Но ни ветер, ни непогода не удосуживаются спрашивать: «Что угодно?» и «Чего желаете?»; они по - королевски свободны и независимы и могут позволять себе столько безоглядностей, сколько им заблагорассудится. Никто не злится на слякотную погоду за слякоть и промозглость, поскольку все сходятся во мнении, что сердиться в этом случае бесполезно. Непосредственно после возвращения домой дамы и господа кушали в столовой зале горячий чай, который мы, ловкие и проворные слуги, сервировали с грациозностью, поспешностью и изяществом, чтобы все снова стали довольны, согрелись и развеселились и чтобы ни один благородный отпрыск, нет, даже ни пол-отпрыска чтобы не простудилось. Аристократия была представлена в большом числе, равно как и управляющий, либо руководитель, либо директор придворного театра. А вот что касается промышленников и коммерсантов, то бросалась в глаза живейшая недостача их визитов к нам, а также изобилие их присутствия в других местах, но нам, людям из прислуги, это было совершенно безразлично, поскольку мы не имели ни малейших общественно-политических интересов. Кто давал больше и щедрее на чай, тот был нам вместо царя. Не только отдельные моменты, но всё своё пребывание в замке я находил чарующим и захватывающим, а сам замок я полюбил, как свой собственный. От своеобразной внутренней радости я почти подпрыгивал и от всей души и счастливого сердца пылал любовью к окружающим людям и предметам. Всё, что ни попадалось мне на глаза, казалось мне прекрасным, а с теми неприятностями, с которыми приходилось сталкиваться в повседневной жизни, я примирялся таким образом, что пытался сдружиться или хотя бы сговориться со всеми недружелюбностями и несговорчивостями, и такое поведение мне, по всей видимости, шло только на пользу.
Непосредственно перед основным приёмом пищи, он же ужин, в коридорах, на лестницах и в залах требовалось зажигать благовонные курения, обязанность, возложенная на незавидные плечи сочинителя этих строк. Волшебно, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи», пахло тогда в замке, и пленительные, околдовывающие змеи расползались по всем комнатам, чтобы окончательно разогнать и изничтожить неугодный чад и неприятные кухонные запахи. В те вечера, когда давали большой званый ужин, замок уподоблялся сладкой мечте, полной прелестных, возвышенных невероятностей. Великолепные юбки, то есть, скорее мантии и шлейфы, шуршали и хрустели по залам и коридорам, а человек, с которым я весьма хорошо знаком, звонил в швейцарский коровий колокольчик перед началом трапезы, чтобы гулким мелодичным звоном пригласить гостей к торжественному мероприятию, т. е. угощению. Боже, как очаровывал меня этот захватывающий звон колокольчика, этот прекрасный, глубокий звук, вслед за которым открывались двери, и все присутствующие люди, в княжеских нарядах и украшениях, собирались к столу, чтобы отведать яств и развлечься беседой. Сама столовая зала и застолье выглядели не менее чудесно: свечи, рассыпанные по скатерти цветы, поблескивающие стаканы и блюда, разрумянившиеся лица, звуки Моцарта и звонкий, задорный смех. Но для многословия не хватит места и бумаги. Место здесь, как строительный участок, даётся дорогой ценой, потому я должен сдерживать и усмирять себя; надеюсь, что мне это по силам.
Перед читателем — трогательная, умная и психологически точная хроника прогулки как смотра творческих сил, достижений и неудач жизни, предваряющего собственно литературный труд. И эта авторская рефлексия роднит новеллу Вальзера со Стерном и его «обнажением приема»; а запальчивый и мнительный слог, умение мастерски «заблудиться» в боковых ответвлениях сюжета, сбившись на длинный перечень предметов и ассоциаций, приводят на память повествовательную манеру Саши Соколова в его «Школе для дураков». Да и сам Роберт Вальзер откуда-то оттуда, даже и в буквальном смысле, судя по его биографии и признаниям: «Короче говоря, я зарабатываю мой насущный хлеб тем, что думаю, размышляю, вникаю, корплю, постигаю, сочиняю, исследую, изучаю и гуляю, и этот хлеб достается мне, как любому другому, тяжким трудом».
Поэтичные миниатюры с философским подтекстом Анн-Лу Стайнингер (1963) в переводе с французского Натальи Мавлевич.«Коллекционер иллюзий» Роз-Мари Пеньяр (1943) в переводе с французского Нины Кулиш. «Герой рассказа, — говорится во вступлении, — распродает свои ненаглядные картины, но находит способ остаться их обладателем».Три рассказа Корин Дезарзанс (1952) из сборника «Глагол „быть“ и секреты карамели» в переводе с французского Марии Липко. Чувственность этой прозы чревата неожиданными умозаключениями — так кулинарно-медицинский этюд об отварах превращается в эссе о психологии литературного творчества: «Нет, писатель не извлекает эссенцию, суть.
Когда начал публиковаться Франц Кафка, среди первых отзывов были такие: «Появился молодой автор, пишет в манере Роберта Вальзера». Позже о знаменитом швейцарском писателе, одном из новаторов литературы первой половины XX века, Роберте Вальзере (1878–1956) восторженно отзывались и сам Ф. Кафка, и Т. Манн, и Г. Гессе. «Если бы у Вальзера, — писал Г. Гессе, — было сто тысяч читателей, мир стал бы лучше». Притча или сказка, странный диалог или эссе — в книгу вошли произведения разных жанров. Сам Вальзер называл их «маленькими танцовщицами, пляшущими до изнеможения».На русском языке издаются впервые.
В книге представлены два авторских сборника ранней «малой прозы» выдающегося швейцарского писателя Роберта Вальзера (1878—1956) — «Сочинения Фрица Кохера» (1904) и «Сочинения» (1913). Жанр этих разнообразных, но неизменно остроумных и оригинальных произведений трудно поддается определению. Читатель сможет взглянуть на мир глазами школьника и конторщика, художника и бедного писателя, берлинской девочки и поклонницы провинциального актера. Нестандартный, свободный, «иронично-мудрый» стиль Вальзера предвосхитил литературу уже второй половины XX века.
Когда начал публиковаться Франц Кафка, среди первых отзывов были такие: «Появился молодой автор, пишет в манере Роберта Вальзера». «Это плохая карьера, но только плохая карьера может дать миру свет». Франц Кафка о Симоне Таннере Роман «Семейство Таннер» (1907) известнейшего швейцарского писателя Роберта Вальзера (1878–1956) можно назвать образцом классической литературы. Эта книга чем-то похожа на плутовской роман. Симон, ее неугомонный герой, скитается по свету, меняет места работы, набирается опыта, жизненных впечатлений.
В однотомник входят два лучших романа Роберта Вальзера "Помощник" и "Якоб фон Гунтен", продолжившие общеевропейскую традицию противопоставления двух миров — мира зависимых и угнетенных миру власть имущих, а также миниатюры.
Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 - 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В десятый том Собрания сочинений вошли стихотворения С. Цвейга, исторические миниатюры из цикла «Звездные часы человечества», ранее не публиковавшиеся на русском языке, статьи, очерки, эссе и роман «Кристина Хофленер».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В второй том вошли новеллы под названием «Незримая коллекция», легенды, исторические миниатюры «Роковые мгновения» и «Звездные часы человечества».