Разбойник Кудеяр - [46]

3

Кудеяр едва шевелил вожжами. Лошадь не торопилась, и мысли у Кудеяра были тяжелые и медленные.

«Назвал себя человек Холопом, видно, знал, что холопская у него душа. Поднимешь ли с такими крестьян на царя? Бояре грабят, а дворяне пуще. Бежать бы от грабителей к свободному человеку Кудеяру, а он тоже грабит! Берегись, Холоп!»

Прилила кровь к лицу, виски заломило. Остановил Кудеяр лошадь, вылез из саночек, снегом умылся. Тут как раз пролетела мимо тройка: ямщик монаха повез к Паисию.

И забыл Кудеяр на время Холопа. Прыгнул в саночки и опять поехал потихоньку. Вспомнил Варвару:

«Ну, госпожа атаманша! Зверь сам прибежал. Лови, ловец, не зевай!»

Не удержался, гикнул на коня. Пошел, пошел версты мерить!

Глядит — стоят на дороге сани греческого монаха, а лошадей нет.

— Что случилось? — Кудеяр осадил разбежавшегося коня.

— Постромки кто-то подрезал, — сказал ямщик мрачно.

— Садитесь ко мне, догоним коней.

— Спасибо тебе, добрый человек, — поклонился ямщик Кудеяру. — Не ты бы, не знаю, что и делать. Вечереет.

— Волки есть в лесу? — спросил монах.

— А куда они денутся?

Побледнел ученый грек.

Коней догнали.

— Вот что, — сказал седокам своим Кудеяр. — Пока вы назад доберетесь, пока сани наладите, совсем ночь будет. Ты, ямщик, возвращайся, в кабачке переночуешь, до него не больно-то далеко, а я твоего монаха довезу до монастыря. Хоть и велик путь, да, глядишь, мне на том свете зачтется.

— Спаси тебя Бог! — обрадовался монах.

4

Кудеяр свернул с большой дороги. Малой дорогой проскакал деревеньку. Здесь в крайней избе поменял лошадь и опять в лес. Полузанесенным, едва приметным следом ехал просеками и полянами.

— Куда мы? — спросил с тревогой ученый монах.

— Я сокращаю путь, — ответил по-гречески Кудеяр, — дорога делает большую петлю.

— Ты знаешь греческий язык?! — воскликнул монах, светлея и успокаиваясь. — Но кто же ты?

— Я, отче, из людей, вторящих царю Соломону, который говорил: «Наша жизнь не облако и не туман, который разгоняет лучи солнца. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью».

— Сын мой, неужели ты не дочитал главу до конца? Царь Соломон осуждает этих людей, ибо эти люди говорят: «Имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших». Это о неверящих в бессмертие духа.

— Но можно ли осуждать людей, которые хотят везде оставить следы веселия?

— Я назову тебе разрушителя городов Навуходоносора, братоубийцу Каина, истребителя детей Ирода. Но сможешь ли ты назвать имена тех, кто оставил следы веселия?

— Да, отче, смогу. Это Гомер, воспевший подвиги героев, Аристотель, показавший миру, что мысль не сон, а такое же творение, как дворец или храм!

Монах отмахнулся от слов Кудеяра.

— Человеку не хватит жизни, чтоб уразуметь святое Писание, всего одну книгу.

— Но Соломон говорил: «Человеколюбивый дух — премудрость».

Монах улыбнулся.

— В той же главе сказано: «Так они умствовали и ошиблись».

— Отче, вот впереди избушка, — показал Кудеяр. — Надо покормить лошадь, а нам погреться. Отсюда до большой дороги рукой подать.

5

Встречать Кудеяра вышел молчаливый человек. Молча поклонился, молча взял лошадь, повел во двор.

Едва гости переступили порог избы, хозяйка, не спрашивая, кто они такие, поставила на стол горячий самовар.

— С мороза не грех выпить того, что греет пуще чаю, — сказал Кудеяр, подмигнув хозяйке.

Тут же объявились две чарочки: одна в виде петушка, другая в виде курочки. Петушка хозяйка предложила монаху. Тот сразу же водку выпил, покрутил с удовольствием головой, закусил поднесенными грибами, хотел что-то сказать, но повалился вдруг на стол грудью, уронил голову и захрапел.

Кудеяр расстегнул на монахе шубу. Из-под рясы, с груди, достал кожаный мешочек с грамотой патриарха к игумену Паисию. Прочитал, усмехнулся:

— Итак, гречанин Нифон Саккас, будем знакомы.

Вошедшему в избу хозяину приказал:

— Монаха доставишь с осторожностью на стан. Мне свежую лошадь. Живо!

Глава 2

1

Ночь, юная, синяя, не успевшая потемнеть, на человеческие тайные происки глядя, размахнула крыльями над лесами и замерла. Высоко, неподвижно стояли белые дымы над избами. Звезды были чистенькие, как овечки.

Сквозь тишину тяжелый скок уставшей лошади. Миг молчанья. И звоны била.

Сбегались люди к дому Кудеяра с факелами.

Примчался Кудеяр неведомо откуда. Одежд не сбросил, не сошел с коня.

— Все собрались? — спросил.

— Все, — ответили в испуге.

— Едали нынче мясо?

— Ели.

— Сытно было?

— Сытно.

— Вы ели мясо братьев ваших!

Смутились все: уж не умом ли тронулся атаман? Аксен Лохматый, помявшись, молвил:

— Опомнись, Кудеяр! Говядина была во щах. И трех баранов съели. Хоть ныне пост, но батюшка Михаил разрешил оскоромиться. Морозы велики.

— Вы ели мясо братьев ваших! — крикнул Кудеяр и бросил било под ноги толпе.

— Эй, Кудеяр, не заносись! — на крик ответил криком Холоп. — Ты укоряешь нас за то, что мы в Покровском взяли скот, а не у черта на куличках, у Белгородской черты. Мы сунулись туда, да нам по носу дали. Еле ноги унесли.

— Крестьяне — наша живая вода. Мы припадем к ней и, как бы ни были изранены, воспрянем!.. Нет тебе прощенья, Холоп. Или я неправ? — спросил Кудеяр разбойников.