Разбойник Кадрус - [50]

— Вы знаете, — говорил он, ломая руки, — вы знаете, я невиновен!.. Меня самого обокрали… Я продал свое Отривское поместье… Воры украли у меня эту сумму… полтораста тысяч!

— Шардон отдал эти деньги Дюбуа, парижскому нотариусу на улице Сен-Дени, — сказал Кадрус, грозно подходя к барону, который думал, что настал его последний час.

— Пощадите!.. Пощадите!.. — вскрикнул он, падая перед Жоржем на колени. — Пощадите мою жизнь!.. Возьмите мою племянницу… но не губите меня!

Кадрус оттолкнул его ногой.

— Не тебя я щажу, — сказал он, — просто не хочу, чтобы мое вступление в твою семью было загрязнено такой кровью, как твоя.

Он увел с собой Фоконьяка из гостиной, где оставил барона, который поднялся с колен и бросил им вслед ненавидящий взгляд, говоря:

— О! Неужели я не найду способа покончить с этим человеком?

Через минуту хозяин Магдаленского замка велел своему управляющему немедленно явиться к нему в кабинет.

Глава XXXIV СГОВОР

Когда Шардон получил такое приказание, он знал, что или его хозяин находится в крайнем затруднении, или что-то замышляет.

«Решительно это что-нибудь важное», — подумал управляющий.

— Что с вами, барон?

— Ах! Если бы ты знал, что со мной случилось. Что за несчастная мысль была похитить Жанну, и какой гибельный случай привел этих двух человек в лес!

Глаза Шардона засверкали.

— Неужели вы напали на след странствующих рыцарей, избавивших мадемуазель Жанну от наших поползновений? — с притворным смирением спросил управляющий.

— Именно, — ответил Гильбоа.

— Это были влюбленные, — повторил Шардон. — Я это говорил, если вы вспомните, барон, — продолжал он, когда его хозяин сделал утвердительный жест, — рано или поздно птицы станут порхать около клетки. Теперь стоит только ловко расставить силки…

— Мы ничего не можем против них сделать, — сокрушался Гильбоа.

— Ничего не можем?! — воскликнул Шардон.

— Ничего! — продолжал барон. — Ты увидишь! Письмо, которое наш курьер должен был отвезти в Англию…

— И что?

— Они завладели этим письмом и перстнем…

— Ах, черт побери! — вырвалось у Шардона.

— Да, — продолжал Гильбоа, — они захватили и ограбили нашего курьера. Потом, вероятно, продержав его в плену несколько дней, выпустили его и послали продолжать путь к Людовику Восемнадцатому. Меня удивляет только одно: почему мой верный курьер не приехал предупредить меня, как только оказался на свободе.

Барон не подозревал, что гонец, на верность которого он полагался, получил десять тысяч, обещанных Кадрусом, и весело отправился исполнять свое деликатное поручение. «Каков король, таков и лакей», — говорит пословица.

— Меня вот что удивляет, — продолжал Шардон после минутного размышления. — Вы мне говорите, что влюбленные захватили перстень и письмо, а потом прибавляете, что курьер продолжает путь в Англию. Зачем же он едет туда?

— Люди эти удержали нашего курьера только на то время, пока подделали перстень и письмо, потом отправили его, убежденного, что он везет оригиналы его величеству. Я теперь нахожусь в полной зависимости от этих людей.

— Кто же эти люди, барон, скажите мне.

— Кавалер де Каза-Веккиа и маркиз де Фоконьяк.

— Я так и думал! — вскрикнул Шардон. — Когда вы приняли их здесь в первый раз, я предчувствовал, что от них пойдут неприятности. Потом мне кажется, я где-то видел одного из них… А между тем, — продолжал Шардон, как бы говоря сам с собой, — волосы и сбритая борода преображают человека. Зеленая шапка и красный камзол тоже его меняют… Потом я видел его мельком… Он убежал через несколько дней после моей посадки… Нет, это нелепо! Однако я видел его только вчера. Он волочит ногу, как «старая кляча».

— Как «старая кляча»? — повторил Гильбоа, ничего не понимая.

— Да, — ответил управляющий.

— Но что это значит? — настаивал барон.

— В тюрьме так называют тех, кто там не в первый раз.

— Как! — вскрикнул барон. — Ты думаешь, что Фоконьяк — каторжник? Это невозможно! Фуше до мельчайших деталей изучил прошлое этого человека. Повторяю, твое подозрение — нелепость.

— Почему же? — возразил Шардон. — Бывали вещи позатейливей. В тюрьме есть свои легенды, где бывшие каторжники играли такие же удивительные роли, как и этот маркиз. Но прежде всего скажите мне, барон, почему вы думаете, что кавалер и маркиз — те влюбленные, имена которых мы стараемся узнать?

— Нет ничего проще, — ответил Гильбоа. — Оба официально просили у меня руки моих племянниц.

Он рассказал, как Фоконьяк вынудил его дать слово и как он обещал руку Мари де Гран-Прэ с миллионом в приданое и свадебной корзинкой в сто тысяч экю. Потом рассказал о притязаниях кавалера де Каза-Веккиа на Жанну де Леллиоль. Притязания эти невозможно отвергнуть, потому что эти люди по странной случайности знали все.

— Но что говорит мадемуазель Мари о подобном предложении? Никак нельзя, чтобы ваша племянница согласилась выйти за этого донкихота.

— Ты ошибаешься. Молодые девушки так загадочны! Когда я ей сказал о планах этого Фоконьяка, она сначала расхохоталась. На другой день, из желания ли называться маркизой или по какой другой причине, она согласилась на мои настоятельные просьбы.

— А вы настаивали?

— Ведь речь шла о моем изгнании или, по крайней мере, о ссылке. Император не щадит заговорщиков.