Разбойник и леди Анна - [51]

Анна схватила кнут и взобралась на козлы.

Одно дело погонять лошадей в одежде мальчика и при дневном свете, и совсем другое нестись по узким улицам Лондона в темноте, в грязном женском платье, с растрепавшимися волосами. Но эта мысль тотчас же улетучилась из ее сознания. Он всем рисковал ради нее, и она должна отплатить ему тем же. Она спасет его. Должна спасти. Даже с риском для собственной жизни.

Анна сделала круг по Стрэнду и направилась к Чипсайду, Тауэру и Лондонскому мосту и ниже. Несколько раз она проезжала мимо групп опасных людей, бандитов, которых манила золоченая карета, управляемая, как им казалось, одинокой женщиной, возможно, ночной ведьмой, тем не менее привлекательной для них. Но Анна кричала:

– Там, внутри, чума! – И все отшатнувшись, скрывались в грязи среди теней.

Сделав несколько ненужных поворотов, Анна добралась до баржи доктора Джосаи Уиндема и принялась барабанить в дверь.

– Доктор! Это Анна Гаскойн. Откройте мне, ради Бога!

Дверь открылась, и появился доктор в ночной рубашке и колпаке.

– Раны Христовы! Что случилось, миледи?

– Там в карете Джон Гилберт. Вы должны мне помочь. Вам единственному в Лондоне я могу доверять. Не отвергайте меня.

– Ш-ш! – сказал он. – Наберите в грудь воздуха, прежде чем у вас начнется истерика и вы упадете в обморок, и расскажите толком, что случилось.

– Он очень болен, – жалобно произнесла Анна. – Вы должны дать ему лекарство, о котором говорили, то, что снимает боль.

– Филиберт, – крикнул доктор сыну, и они оба с трудом вынесли Джона Гилберта из кареты, внесли в каюту и положили на тюфяк в углу.

Анна опустилась на колени возле Джона.

– Может быть, это не то, что кажется, – сказала она, глядя на доктора с надеждой, не желая мириться с фактами.

Доктор положил руку ей на плечо.

– Это чума, миледи. В этом нет никаких сомнений, и очень мало надежды на благополучный исход.

– Умоляю вас, помогите ему, добрый доктор.

Рука доктора крепче сжала ее плечо.

– Я сделаю, что смогу, но вы должны немедленно уйти. Уверен, вы и так пробыли с ним довольно долго. Не хочу быть жестоким, но он, несомненно, умрет. Едва ли выживают трое из десяти.

– Нет, – ответила Анна, – Джонни не умрет. Я не дам ему умереть, если даже мне придется сразиться с самим Господом за его душу.

Доктор Уиндем нахмурился.

– Я хорошо знаю Джона Гилберта. Гордость не позволит ему принять вашу жертву.

– К черту его гордость! – крикнула Анна. – Я обязана ему жизнью. И мой долг его спасти. Если бы не я, он не появился бы в Лондоне.

– Успокойтесь, Анна. Не надо так громко кричать, этим вы его не спасете.

– В таком случае научите меня своему медицинскому искусству, прежде чем уйдете, чтобы я знала, что делать.

– Если это то, чего вы хотите, миледи. Впрочем, готов поклясться, что, прежде чем наступит следующий день, вы будете просить меня дать ему отвар, который дарует вечный сон.

Глава 14 Спаянные воедино

Джон, обнаженный, лежал на тюфяке в каюте, Анна сидела возле него. Она то и дело протирала его горящее в лихорадке тело губкой, смоченной в уксусе и розовой воде. Его лицо, если не считать пепельно-серых кругов под глазами, было спокойным, казалось, он спит и, как только проснется, снова начнет ее ласкать.

Как-то ранним утром констебль заметил красное распятие на двери каюты и в официальном порядке запечатал дверь и окна. Это означало, что никто не имеет права ни входить, ни выходить под страхом смерти. Таков закон. Этот закон был принят Королевским медицинским колледжем лет двадцать назад и обязывал городские власти ему подчиняться.

Понимая, на что обрекла себя, Анна не могла покинуть Джона Гилберта, пока жизнь теплилась в нем. В тишине каюты, нарушаемой лишь его хриплым дыханием и тихими стонами, Анна осознала, что скорее готова разделить его участь, чем оставить его. Она никогда не расскажет ему об этом, не желая ранить его мужскую гордость, так же, как и о том, что в глубине души желала отбросить скромность и целомудрие почти с первой их встречи.

И все же Анна, как и любая женщина, жаждала открыть свое сердце любимому мужчине.

Три огромных вздутия на шее, в подмышке и в паху Джона так и не прорвались и не превратились в открытые язвы. Доктор Уиндем, бесстрашно бродивший по городу и лечивший больных, настаивал на том, чтобы Анна послала за ним Филиберта, дежурившего в доках, при первых же признаках того, что нарывы могут прорваться.

Анна в очередной раз протерла губкой лицо Джона и отвела со лба прилипшие пряди волос. Он был страшно, смертельно болен, был бледен и бредил и все же сохранил облик крепкого мужчины.

Анна недоумевала, почему с самого начала не оценила красоту его тела, когда видела мельком его мускулы, вырисовывавшиеся под рубашкой во время урока фехтования, который он дал ей. Не оценила и в ту ночь в доме, когда он лежал поверх нее, вытянувшись во всю длину и притворяясь ее любовником, чтобы спасти от Черного Бена. Ничто не дало ей полного представления о его великолепном теле до тех пор, пока они не предались страстной любви в доме Нелл. Теперь, сколько бы ей ни было суждено прожить – несколько часов или целую вечность, – она никогда его не забудет.