Разборки в средней Тосэн! - [7]

*Футворк — Умение быстро перемещаться, менять направление, резать углы, выдерживать удобную дистанцию. Позволяет решать разнообразные тактические задачи, выбирать оптимальный момент для проведения результативных атакующих и контратакующих действий, и контролировать боевую зону.

*Токкофуку — форма босодзоку, прототипом которой стала военная форма камикадзе. В этой реальности второй мировой войны и предшествующих ей военных конфликтов не было. Но на Японию было нападение со стороны Атцлана, чьи корабли также топили пилоты смертники, прозванные камикадзе.

Глава 3

— Тоша, нам с тобой нужно серьезно поговорить. — по возвращению домой меня встречает мать этого тела. Она сидит за столом и нервно теребит в руках скатерть.

Из воспоминаний Тон–тона я знаю, что у него были довольно хорошие отношения с матерью, даже несмотря на то, что женщина уделяла сыну не так много времени, как тому бы хотелось. Ей было не до этого. Она впахивала на двух работах, чтобы покрывать счета и оплачивать съемную квартиру, поэтому редко бывала дома. Обычно — появлялась под самый вечер и пропадала с рассветом, а иногда и вовсе не приходила ночевать, если ей ставили ночные смены в отеле для иностранцев, где она работала хостес.

Ульяна не была плохой матерью, но она была не моей матерью — вот в чем проблема. Я не испытывал к этой молодой, светловолосой и все еще привлекательной женщине никаких теплых чувств, разве что проскакивало некое уважение за то, что она не отказалась от ребенка–хафу, и в одиночку взвалила на себя бремя его содержания и воспитания в чужой стране.

— Прости меня, Тоша. Я ведь не слепая, вижу твои побои и представляю, через что тебе приходится проходить каждый день. Еще и недавний случай, ты ведь едва не умер, а эти ублюдки — они даже не хотят искать виновных в травле. — она плачет, на смятую скатерть в ее руках капают слезы. — Я уже просто не знаю, как быть. Поблизости нет других школ, а для того, чтобы переехать в другой район, с другой школой нужны деньги, которых у нас нет. Я все это время пыталась накопить на залог и авансовый платеж, чтобы снять квартиру в другом месте. И у меня, как обычно, ни черта не вышло, прости. Я такая жалкая — плачусь собственному ребенку. — она берет себя в руки и вытирает слезы тыльными сторонами ладоней. — Решено, завтра мы пойдем в школу и заберем твои документы, а потом…,потом мы что–нибудь придумаем.

— Нет.

— Что, нет?

— Мы не будем забирать документы.

— Но почему, я же вижу, как тебе плохо там. А теперь ты еще и начал где–то пропадать постоянно, хотя раньше практически не вылезал из комнаты — это меня пугает. Я боюсь, что ты можешь связаться с плохой компанией или подсесть на наркотики.

— Хах, нет, мам, я просто завел девушку. Не беспокойся, все не так страшно, как ты думаешь.

— Антон, не нужно врать матери, я ведь на твоей стороне.

— Ха, а ты не высокого мнения о собственном сыне, да? Когда у тебя будет выходной, я, пожалуй, приглашу ее в гости.

— А ты изменился, повзрослел. С этой работой я совсем все пропустила. — она говорит это с какой–то болезненной, затаенной грустью. — Буду ждать с нетерпением.

— Спокойно ночи, мам. И, знаешь, не вешай нос. За любой черной полосой всегда следует белая. Тем более, скоро я поймаю эту гребанную зебру и перекрашу ее целиком в белый цвет. — проходя мимо нее в свою комнату, я целую эту «теплую» женщину в макушку.

— Спокойной ночи, сынок.

Прости, я передумал. Я никогда не расскажу тебе о судьбе твоего сына. Его холодные, без эмоциональные воспоминания не передавали ту теплоту и заботу, которой ты так беззаветно делишься. Я не готов отказаться от столь приятных моментов в угоду чистой совести.

Стоило пообщаться с ней пораньше — там в больнице, когда она меня навещала, а не притворяться спящим или больным. Мое бегство от разговора лишь усугубило ее состояние вины и это могло вылиться в нечто большее, чем мокрая от слез скатерть.

Впервые за долгое время я засыпаю в хорошем расположении духа.

Следующее утро не обходится без сюрприза. Мои мышцы настолько задеревенели после вчерашнего «экстремального» тренинга, что я с трудом отлипаю от футона. Поход в ванную комнату с последующим контрастным душем становится для меня чем–то вроде подвига, на уровне убийства Лернейской гидры.

Этот фанатизм точно сведет меня в могилу, но именно он, когда–то помог мне выбиться в топы там — в России. Без него, не обладая ярко выраженным талантом, я бы никогда не достиг высот в смешанных боевых искусствах.

После контрастного душа принимаюсь растирать тело руками, ускоряя кровоток и разгоняя застоявшуюся за ночь лимфу, — становится чуть легче. Следующая за этим растяжка вновь заставляет морщиться от боли и в который уже раз за это утро проклинать собственную глупость.

Завтрак, предусмотрительно оставленный Ульяной на столе, исчезает за считанные секунды. До организма наконец доходит, что у него новый хозяин, который будет эксплуатировать этот самый организм на всю катушку. Больше не будет ровного сидения на жопе в собственной комнате. Хикки Тон–тон умер, затворничеству пришел конец.

После завтрака замечаю магнитик на холодильнике с запиской и парой десятитысячных купюр. Точно, сегодня ведь четверг, а значит мне нужно сходить за продуктами и оплатить коммуналку. Обычно я делаю это после школы, но раз у меня сегодня больничный, то прогуляюсь с утра, как раз и разомнусь.