Разборка по-кремлевски - [55]

Начохраны не стал докладывать. Перехватив Подобедова неподалеку от вагона, зашептал:

— Вы с ним поосторожнее, товарищ генерал, иногда на него находит.

— Что находит? — не понял Подобедов.

— Дзюдоист… — многозначительно произнес начохраны.

Подобедов оказался внутри вагона. Сделал так, как решил еще по дороге, — открыл дверь без стука. Президент сидел возле столика, на котором возвышалась клетка с голубями, и крошил им хлеб. Генерал замер на пороге, он не ожидал застать главу государства за подобным занятием.

— Значит, это все-таки вы, — президент брезгливо поморщился и отряхнул руки. — Присаживаться не предлагаю. — Кресло на колесиках повернулось, противники смотрели друг на друга.

— Я приехал… — начал генерал.

— Я это уже заметил.

Подобедов нахмурил брови, ему казалось, что именно так он будет выглядеть подобающе моменту.

— На вашем месте я бы задумался о своей дальнейшей судьбе.

— О своей вы задумывались? — Глава государства выглядел бодрым и решительным.

Подобедов придвинул стул, сел на него верхом, положив руки на спинку.

— Выбор у вас небольшой. С внешним миром вам не связаться. А потому могу предложить на выбор два варианта. Как человек здравомыслящий, не сомневаюсь, выберете первый.

Президент даже не моргнул, ждал продолжения. Генерал протянул ему папку:

— Тут примерный текст вашего телевизионного обращения к нации. Основные тезисы. Мы его записываем, вы официально отказываетесь от власти, и мы гарантируем вам дальнейшее спокойное существование. Будете разводить голубей, рыбачить или сажать капусту.

Президент извлек из папки один-единственный листок, запаянный в пластик, пробежался по нему взглядом:

— … Осознавая свою ответственность за происходящее в стране… понимая, что мой уход с поста президента послужит консолидации расколотого общества… Да это же бред! Вы о последствиях для страны подумали? Об отношениях с Западом? — воскликнул он.

— И второй вариант, — бесцветным голосом проговорил генерал. — Если вы отказываетесь добровольно покинуть пост, вам делают инъекцию, после которой человек уже мало чем отличается от овоща. Будете сидеть у окна, пускать сопли, слюну и строить рожи. Авторитетная медицинская комиссия признает вас невменяемым.

Президент окончательно убедился, что Подобедов отступать не намерен.

— Я должен подумать.

— Чего уж тут думать? — искренне удивился чекист. — Вы и так собрались уходить из политики. Сделаете это добровольно на пару лет раньше, вот и все.

— То, что здесь написано, — запаянный в пластик листок исчез в папке, — творчество душевнобольного. Если я и соглашусь записать обращение к нации, то сделаю это другими словами.

— Смысл должен остаться прежним, — строго предупредил Подобедов.

— Эту бумажку, конечно же, гениальный Глебуша Чернявский писал?

Генерал не стал ни подтверждать, ни опровергать:

— У вас три дня на то, чтобы принять решение, — сказал он и напомнил: — Подписывать отречение от власти в железнодорожном вагоне — старая российская традиция. Тот же император Николай…

— А теперь пошел вон, — сказал президент.

Подобедов пожал плечами и поднялся со стула.

— Лично у меня к вам претензий нет, — признался он, прикладывая руку к сердцу, — только политика. Надо было на третий срок идти.

Тихо закрылась дверь. Оставшись один, президент глянул на собственное отражение в погасшем мониторе компьютера. За спиной мирно ворковали голуби. Глава государства развернул компьютер, воткнул в гнездо разъем вебкамеры, подсоединил микрофон.

Вскоре экран загорелся, на нем появилось изображение — сам президент, снятый вебкамерой. Указатель компьютерной мышки щелкнул по виртуальной кнопке «запись».

— Россияне, — произнес глава государства, пошевелил губами, словно пробовал слово на вкус. Оно ему не понравилось, отдавало девяностыми годами прошлого века. — Братья и сестры, — патетично выговорил он, это обращение показалось ему еще более фальшивым, — граждане России… — с этого он и решил начать свое обращение.

Дальнейшие слова находились сами. Палец щелкнул по клавише мышки.

— Готово.

Цифровой фотоальбом президент переписал с «флэшки» на жесткий диск компьютера. А на «флэшку» переписал обращение, после чего уничтожил его на диске. Поскольку на «флэшке» оставалось место, он еще немного поколдовал с программой, нарисовав план железной дороги, как он его помнил, отходящую к заводу ветку, недостроенный цех, написал короткий текст, начинавшийся словами: «Клим, мне жаль, что так получилось, но…»

— Ну, ты хотел обращения? Вот оно, — ухмыльнулся глава государства, провожая взглядом проносившийся над вагоном вертолет. — Правда, не совсем такое, как ты рассчитывал. И к тебе в руки оно не попадет.

Он с «флэшкой» приблизился к клетке, выманил из нее голубя. Птица, привыкшая к человеческому вниманию, вела себя в руках смирно, только пыталась клюнуть в ноготь. Соорудив из тесемки лямки, президент надежно укрепил «флэшку» на голубе, как это учил его в детстве заядлый голубятник Василий Прокофьевич, когда, играя в «войну» с Климом и другими питерскими мальчишками, они посылали почтовых голубей с донесением в «штаб». Странно, но пальцы без подсказки помнили нужные движения.