Разбитое сердце богини - [78]

– Калиновский уходит! Мочи гада!

– Мочи мента!

Поляна наполнилась грохотом и треском автоматных очередей. Но удачлив, баснословно удачлив был капитан Калиновский, всем служивший за деньги и со всех сливок снимавший пенки. Одна из пуль только чиркнула его по щеке, все остальные прошли мимо. Согнувшись в три погибели, он бежал, не разбирая дороги, как можно дальше от места, где творилась кровавая разборка. Остановился он только тогда, когда перед глазами уже замельтешили огненные колесницы, и в боку стало колоть просто невыносимо. Позади еще стреляли, и кто-то кричал, кто-то матерился, но Калиновскому не было до этого никакого дела.

– А пошли вы все, – почти беззлобно бросил он и, отдышавшись, вытер со щеки кровь и неспешно зашагал по направлению к шоссе.

…Ты стреляешь, стреляешь, кладешь пулями все, что движется, а потом раз – автомат заклинило, и ты беззащитен, как младенец. И какой-то сопляк, у которого даже молоко на губах не обсохло, убивает тебя, матерого волчищу, закоснелого киллерюгу, выстрелом в упор.

А его кладет Ипполит Шарлахов, а Шарлахова ранит Белозеров, но его в свой черед подстреливает Владислав. Крутится, вертится кровавая карусель.

– Сдохни! Сдохни!

Бах! Бах! Тра-та-та!

И кто-то, уже напрочь выпавший из угара боя, стонет: «Мама! Помогите!» – но помогать никто, само собой, не собирается. Может, даже еще добьют, чтобы ты их не доставал своим нытьем.

Стрельба все реже, реже и реже. Поляна усеяна телами раненых и убитых. Немногие, оставшиеся в живых, засев за деревьями, поспешно перезаряжаются. Горе тому, у кого кончились патроны. На войне как на войне: нет оружия – равняется смерть.

– Шарлахов! – кричит несгибаемый Белозеров. – Я тебя убью!

– Я сам тебя убью, – вполголоса отвечает флибустьер.

У него нет запасной обоймы, он дергает щекой, в его глазах горит мрачный огонь – словно зарево всех сожженных пиратами кораблей. Владислав, сидящий возле него – младший Шарлахов ранен в ногу, – трогает его за рукав и протягивает ему свою обойму. Отец молча благодарит его взглядом. Это не прощение, до прощения еще очень далеко, но это хотя бы что-то.

– Ипполит, – продолжает куражиться Белозеров, – ты еще не сдох?

– Нет! – кричит пират.

– Ну и хорошо! Сейчас я тебя прикончу!

Но добраться до Шарлаховых нелегко, потому что приходится отвлекаться на Охотника, который стреляет без промаха и кладет подряд всех врагов. Волей-неволей ему приходится сражаться на стороне Ипполита и его сына, потому что люди Белозерова ведут по нему огонь, а отступать некуда. Спереди кусты, слева трухлявая береза, а позади – яма, которую недавно вырыл он сам.

Бах! Бах! Бах!

С Белозеровым остались двое человек, все остальные либо ранены, либо убиты. Сумасшедший азарт вдохновения горит в его глазах.

– Отвлеките его, – шепчет он своим людям, указывая на Охотника, засевшего за деревом.

– А вы, босс?

– Шарлаховы мои, ясно? Я их никому не отдам!

И по его лицу ясно, что возражать бесполезно.

Тра-та-та-та-та!

Вороны мечутся над поляной, не понимая, что творится, и громкими воплями выражают свое неодобрение. Охотник чувствует жгучий удар в правое плечо и понимает: попали. Что ж, придется стрелять левой рукой, хотя она еще не совсем оправилась после ранения.

Уложим этого… И этого тоже…

Бах! Бах!

Воспользовавшись тем, что Шарлаховых больше никто не прикрывает, Белозеров сумел подобраться почти вплотную к ним и выскочил из засады. Ярость и жажда мщения гнали его.

Увидев его лицо, Ипполит Шарлахов выстрелил. Раздался сухой щелчок – патроны кончились.

– Нет! – крикнул Владислав. Но Белозеров уже всадил в своего врага всю обойму. Ипполит Шарлахов повалился и больше не двигался. Последнюю пулю Белозеров всадил в его сына – не потому, что что-то имел против него, а для ровного счета. Кровь за кровь. Ну и вообще.

…И тотчас же ярость куда-то улетучилась. Чувствуя страшную опустошенность, едва держась на ногах, он отступил и в нескольких шагах от себя заметил сидящего на земле Охотника. Правой простреленной рукой он тщетно пытался перезарядить оружие, вдоль виска у него змеилась темная кровь.

Увидев Белозерова, он отшатнулся, но тот только усмехнулся. Поздняк метаться, уже не скроешься, быть тебе там же, где и остальным. Белозеров медленно поднял оружие…

Бах.

Рука как-то отяжелела, лес опрокинулся и закружился вокруг него, а потом на него упало небо. Но оно не раздавило его – напротив, ему стало как-то невероятно, непривычно легко.

Марина, которая пряталась за деревьями, дрожа от ужаса, в конце концов переборола свой страх и, взяв пистолет одного из убитых боевиков, застрелила Белозерова. Охотник взглянул ей в лицо и увидел, как дрожат ее губы. И еще он увидел, что оружие, которое она держала обеими руками, ходит ходуном.

– Это ты… – прошептала она.

– Что, Марина? – Он сдвинул брови, не понимая.

– Владислав был прав… Когда он хотел свалить все на тебя, он даже не предполагал, что это правда… Но это правда. Ты и есть Ангел.

Он видел, что она близка к безумию и оттого спорить с ней бесполезно. Однако очень мягко он все же попытался ее вразумить:

– Марина, я не…

Она упрямо замотала головой.

– Ты пришел нас всех убить… Ты доволен, да? Теперь ты добился своего… – Она стиснула пистолет покрепче и облизнула губы. – Это ты во всем виноват. Никого больше не осталось – только мы с тобой.