Раз пенёк, два пенёк - [43]

Грендельман затоптал окурок. Потом окликнул Панкратыча.

— Подь сюда, уважаемый!

Мужичок тут же вскочил на ноги и спешно засеменил на зов директора. Заглянул преданными собачьими глазами в лицо начальникам, обдав попутно запахом алкоголя.

— Да, Наум Лаврентьевич?

— Ты никому не болтал об этом? — Грендельман строго уставился на пьяницу.

— Нет, сразу же побежал к товарищу участковому. Я ведь понимаю серьёзность ситуации. Не все мозги ещё пропил.

— Это хорошо, что не все, — задумчиво проговорил директор.

Потом вдруг спросил:

— Как там Петя Синий поживает?

— Дык… поживает нормально. Дома пока, наверное. Ранний час ишо, — Панкратыч непонимающе открыл рот. Чего это он за Петю беспокоится? Не родня, кажись…

Тем временем Грендельман повернулся к участковому:

— Андрей, надо её в машину закинуть. Справитесь вдвоём? А ты, Панкратыч, чтобы ни слова никому! Понял меня?

Мужик кивнул, сделав торжественное выражение лица. Вместе с участковым они засунули Клавку в багажник. Потом все трое уселись в машину и покатили по направлению к Петиному дому.

Кабан был очень настырный. И мстительный. От своих намерений бугай отказываться не собирался. Пусть нет берданки, может, даже, и к лучшему. От ружья — до Малофея, а там копать легко. Быстро вычислят. Нет, действовать надо обдуманно, здесь горячку пороть не стоит. Никуда не денутся.

Собственно говоря, большим умом Кабан не отличался, но коварства ему было не занимать. Обид злобный силач не прощал никому. Вот, сегодня подняла на него руку баба — своё получила. Подохла, туда и дорога!

Запугав до умопомрачения старика и выпив все его запасы, детина ближе к утру направился домой — отдохнуть и немного залечить раны.

Машина остановилась неподалёку от общежития, директор совхоза повернулся к пассажиру.

— Иди, буди Петю. Будет вам шабашка сегодня.

Панкратыч смотался в дом. Через две минуты он вышел на крыльцо, а следом, протирая глаза, появился Синий — в безразмерных «семейных» трусах. Петя почесал ногу об ногу и, прямо босиком, устремился к «УАЗику».

Грендельман открыл дверцу:

— Здорово живёшь, Петро.

— Вам тоже не болеть, Наум Лаврентьевич, — Синий заметил участкового и, секунду помедлив, добавил, — доброго здоровьишка, Андрюша.

Ефимов в ответ лишь, молча, кивнул. Времени не было, поэтому директор сразу же взял быка за рога.

— Петя, нам требуются два трезвых человека для разовой работы. Посовещавшись на месте, рассмотрели две кандидатуры — твою и Панкратыча. Согласен?

— Лаврентьич, что говорил вождь? — Петя ткнул себя в грудь, попав Ленину в плешь.

— Он много чего говорил, — непонимающе отвечал директор.

— Всякий труд должен оплачиваться.

— А, ты об этом, — Грендельман улыбнулся, — да уж не обижу, рассчитаюсь с вами, мужики, сполна. Но, есть одно условие! Язык прикусить и никому не болтать. Иначе, запишу в личные враги.

— Зуб даю, могила! — Петя щёлкнул ногтем по жёлтой коронке.

— Тогда собирайся, время не терпит. Задачу поставлю в пути, — Грендельман демонстративно посмотрел на часы.

— Айн секунд, штаны одену.

— Да, вот ещё что. У вас там случайно лопата нигде не завалялась? А лучше две.

— Совковых нет. Только штыковая. Огород по весне копали, у комендантши позаимствовали, а вернуть забыли, — признался простодушно Петя.

— Прихвати с собой. Ну, всё, давай, шевелись! Одна нога здесь, другая — там! — директор постучал по циферблату.

После чего обратился к замершему в выжидательной позе Панкратычу:

— Помнится мне, ты плотничал во времена былые?

— Дык… Руки-то помнят! Иной раз так хочется что-нибудь стоящее сделать! — на глаза длинноносого пьянчужки навернулись неожиданно слёзы.

— Ну, вот сегодня и смастеришь поделку. Инструментом я обеспечу.

— Эт… не знаю. Смотря что, — засомневался Панкратыч.

— Гробик. Такую простенькую домовинку. Не в простыне же мы её хоронить будем! — Грендельман кивнул назад.

— Кхе-кхе, — поперхнулся бывший плотник.

Прокашлявшись, ответил серьёзно:

— Изладим.

— Вот и чудесно. Всё решили. Ну, где этот уголовник? Пора ехать!

Вскоре появился Синий, волоча за собой инструмент:

— Лопату еле нашёл — у Панкратыча под шконкой! Так спешил, что даже умываться не стал! Ещё полсекунды, соплю метну.

Петя высморкался — прямо в любимую клумбу комендантши. Участковый осуждающе покачал головой. Прочистив нос, Синий полез в автомобиль.

— Двигайся, Панкратыч. Ишь, развалился как барин!

К свежему аромату креплёного азербайджанского прибавился запах вчерашнего перегара. Физиономия Ефимова стала похожа на сухофрукт, Грендельман опустил стекло. Наконец, все устроились. «Похоронная процессия» тронулась.

Малофея трясло мелкой дрожью. Спиртное не помогало, ударная доза валерьянки тоже не оказала эффекта. Влип, влип, влип! А всё этот Кабан забери его дьявол! Не человек, а исчадие какое-то.

Дед прямо в калошах лежал на пружинной кровати с никелированными шишечками и тихонько скулил, сам того не замечая. Седая борода его подрагивала, из-под зажмуренных глаз сочились слёзы, а руки старого охотника скрестились на груди, словно у покойника. Ему было отчаянно страшно.

Директорский «УАЗик» остановился на дороге, немного не доехав до кладбища. Наум Лаврентьевич вышел из машины и закурил уже десятую, пожалуй, сигарету за сегодняшнее утро.