Райский сад - [54]

— Спи, чертенок.

— Хорошо. Только поцелуй меня еще раз, пожалуйста, чтобы нам было не так одиноко. Ладно?

Глава двадцать четвертая

С утра он уже снова был на дальнем склоне горы. Теперь слон передвигался по лесу без всякой цели, его путешествие закончилось. Иногда он останавливался, чтобы поесть, и Дэвид знал, что они подобрались к нему совсем близко. Он попытался вспомнить, что чувствовал тогда. Любовь к слону появилась позже, это точно. На тот момент он испытывал только печаль — он так устал, что к нему вдруг пришло понимание возраста. Он был совсем юн, но уже понял, каково это — быть стариком. Ему захотелось, чтобы рядом был Кибо, и сразу стал неприятен Джума, который убивал друзей, и одновременно с неприязнью к Джуме возникло ощущение братства с преследуемым слоном. Теперь Дэви понимал, что встреча со слоном при свете луны и тот факт, что они с Кибо выследили его и потом на опушке увидели его огромные бивни, все это вместе сыграет огромную роль в его жизни. С той минуты, как он впервые увидел слона, в его жизни больше не случилось ничего хорошего. И уже не случится. Они убьют слона, и помешать этому нет никакой возможности. Он, Дэви, пришел в шамбу и рассказал им про слона, и этому есть только одно название — предательство. «Они бы убили и меня, и Кибо, если бы у нас были такие же бивни, — подумал мальчик, прекрасно понимая, что это не так. — Может быть, теперь слон идет к тому месту, где он родился, а они возьмут и убьют его там. Для них это был бы идеальный вариант. Предмет для дурацких шуток. Уж они бы повеселились. Будь прокляты те, кто убивает друзей».

Они подошли к краю густого леса, и теперь слон был совсем близко. Дэвид чувствовал его запах и слышал треск ветвей. Отец положил руку ему на плечо, знаком давая понять, чтобы мальчик отошел и подождал в стороне, потом достал из мешочка, лежавшего в кармане, горсть золы и подбросил ее в воздух. Зола, опадая, слегка качнулась в их сторону, и отец, определив направление ветра, кивнул Джуме, предлагая следовать за собой в заросли. Дэвид проводил взглядом их задницы, скрывшиеся в кустах. Двигались они совершенно бесшумно.

Дэвид стоял, замерев, и слушал, как, похрустывая ветками, кормится слон. Сейчас он слышал его запах так же отчетливо, как в ту ночь, когда впервые увидел его в лунном свете и, подкравшись к нему совсем близко, разглядел великолепные бивни. Потом стало совсем тихо, и запах слона уже не доносился до Дэвида. Потом раздался пронзительный крик, глухой удар, и выстрел из ружья 303-го калибра, и сразу за ним два раскатистых выстрела из отцовской двустволки 450-го калибра, потом снова глухие удары и треск сломанных веток, которые постепенно стихли где-то вдали. Дэвид пошел в заросли и увидел Джуму — лицо его было залито кровью и выражало ужас. Отец был бледен и зол.

— Слон сам пошел на Джуму и ударил его, — сказал отец. — Джума выстрелил ему в голову.

— А ты куда?

— Туда, куда смог, черт побери, — сказал отец. — Теперь придется искать его по следам крови.

Крови было очень много. Одна яркая полоса тянулась где-то на уровне головы Дэвида по стволам деревьев и листве кустарника; другая, значительно темнее, с остатками содержимого желудка, проходила ниже.

— Пули попали в легкие и в живот, — сказал отец. — Мы найдем его либо мертвым, либо совсем обездвиженным. Надеюсь на это, черт побери, — добавил он.

Они нашли его, слабого и беззащитного. Боль и отчаяние лишили его способности двигаться. Он пробежал напролом сквозь густые заросли, в которых кормился, и пересек открытый участок леса, оставив за собой кровавые следы. Потом слон углубился в лесную чащу, и Дэвид наконец увидел его. Огромный, серый, он стоял, бессильно прислонившись к стволу дерева. Он стоял к ним спиной, но потом Дэвид, следуя за отцом, обошел его, огромного, как корабль, и увидел, что по бокам его стекает кровь. Отец поднял ружье и выстрелил. Слон повернул голову и посмотрел на людей. Отец выстрелил снова, истратив последнюю пулю, и слон медленно накренился и рухнул, как подрубленное дерево. Но он еще не умер. Он лежал, не шевелясь, со сломанным плечом. Он не двигался, но глаза его были живы, и он смотрел на Дэвида. У него были необыкновенно длинные ресницы, и живее этих глаз Дэвид никогда ничего не видел.

— Выстрели ему в ухо из триста третьего, — сказал отец. — Давай.

— Сам стреляй, — сказал Дэвид.

Хромая, приковылял окровавленный Джума. Левый глаз у него совсем заплыл, на носу из-под содранной кожи виднелась кость, одно ухо было оторвано. Джума молча забрал у Дэвида ружье, вставил дуло в ухо слону и дважды выстрелил, со злостью передергивая затвор. После первого выстрела глаза слона широко раскрылись, потом заволоклись туманом, и из уха полились две яркие струи, заливая кровью серую морщинистую шкуру. Кровь была разных оттенков, и Дэвид подумал, что это нужно запомнить, и запомнил, только это никогда ему не пригодилось. Сейчас в том, что осталось от слона, уже не было ни достоинства, ни красоты, ни величия. Осталась только огромная морщинистая туша.

— Ну вот мы и заполучили его, Дэви. И все благодаря тебе, — сказал отец. — Теперь нужно развести костер и привести в чувство Джуму. Иди сюда, Шалтай-Болтай несчастный. Бивни могут подождать.