Райский сад - [50]

Он убрал тетради с рукописью в портфель, запер его и вышел на улицу, туда, где читала Марита.

— Не хочешь позавтракать? — спросила она.

— Я бы лучше выпил.

— Тогда пойдем в бар. Там прохладнее.

Они зашли в бар, уселись на высокие табуреты, и Дэвид налил себе виски, разбавив его холодным перье.

— Что Кэтрин?

— Она уехала — счастливая и веселая.

— А какая сегодня ты?

— Счастливая, робкая и неразговорчивая.

— А можно мне поцеловать такую робкую?

Они обнялись, и он вдруг почувствовал, как к нему возвращается ощущение цельности его внутреннего «я». До этой минуты он даже не сознавал, до какой степени он утратил это ощущение. Все последнее время он был словно разбит на части, но почти не сознавал этого, оттого что много работал, а во время работы всегда подключалась та часть его личности, которую ничто не могло даже поколебать, не то что разбить на части. Он всегда это знал и в этом знании черпал силы, в то время когда остальная часть его души была разбита вдребезги.

Пока официант накрывал на стол, они сидели в баре, но даже здесь уже чувствовалось холодноватое дыхание осени, и потом, когда они сидели за столиком под сосной, морской бриз непрестанно напоминал им, что лето прошло.

— Этот холодный воздух принесло сюда из Курдистана, — сказал Дэвид. — Вслед за ним доберутся экваториальные штормы.

— Но это будет еще не сегодня, — сказала девушка. — Сегодня мы можем не волноваться об этом.

— С того момента, как мы познакомились в кафе в Каннах, здесь постоянно был полный штиль.

— Ты помнишь такие давние события?

— Мне кажется, будто это случилось еще до войны.

— У меня такое чувство, что за последние три дня я сама пережила войну, — сказала девушка. — И очнулась только сегодня утром.

— Я не вспоминаю о войне, — сказал Дэвид.

— Я наконец прочитала книгу, — сказала Марита, — но так и не смогла понять, каким ты был, во что ты верил.

Он подлил вина себе и ей.

— Я и сам понял это только потом, — сказал он. — Потому и не стал об этом писать. В то время я жил чувствами и думал только о том, как выполнить конкретное боевое задание. Это не лучшая моя книга. В ней много чувств и мало мыслей.

— Книга очень хорошая. Эпизоды с полетами просто изумительны, точно так же как и твое отношение к самолетам и к разным людям.

— Все, что касается чувств посторонних людей или тактических и технических деталей, у меня получается неплохо. Не подумай, что я хвастаюсь. Но как же трудно говорить о своих собственных чувствах! О себе лучше вообще не писать, потому что потом все равно будет стыдно.

— Но ведь позже ты сумел разобраться в себе.

— Да, иногда это удается.

— А можно мне прочитать твои записки о вашем свадебном путешествии?

Дэвид снова наполнил бокалы вином.

— Что она тебе об этом рассказывала?

— Если верить ее словам, она рассказала все. Ты знаешь, она оказалась очень хорошей рассказчицей.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не читала, — сказал Дэвид. — Это лишь приведет к новым неприятностям. Когда я начинал писать, я еще не знал, что встречу тебя. Конечно, я не могу запретить ей рассказывать тебе о нас, но мне бы все же не хотелось, чтобы ты это прочитала.

— Ты запрещаешь мне читать?

— Я бы не хотел этого. Но я не собираюсь отдавать тебе приказания.

— Тогда мне придется кое-что рассказать тебе.

— Она сама дала тебе прочитать?

— Да. Сказала, что мне это будет полезно.

— Черт бы ее побрал.

— Она сделала это не со зла. Ты как раз уехал тогда, и она ужасно переживала.

— Ты все прочитала?

— Да. Замечательная вещь. Она намного лучше той книги, которую я только что прочитала, но твои рассказы еще лучше. Они лучше всего, что я вообще когда-либо читала.

— И что ты скажешь про Мадрид?

Он смотрел на нее, и она прямо ответила на его взгляд, потом облизнула губы и, не отводя взгляд, осторожно сказала:

— Я все поняла, потому что я отношусь к этому точно так же, как ты.

Позже, когда они вместе лежали в постели, Марита сказала:

— Надеюсь, ты не думаешь о ней, когда занимаешься со мной любовью?

— Нет, глупенькая.

— А ты не хочешь, чтобы я вела себя так же, как она? Я тоже все это умею и могу проделать ничуть не хуже.

— Перестань болтать.

— Я умею даже лучше, чем она.

— Не болтай.

— Не думай, что ты должен...

— Замолчи.

— Но тебе не надо...

— Никому ничего не надо, и тем не менее все мы этим занимаемся.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и потом еще теснее и крепче, и потом просто нежно обнявшись, и Марита сказала:

— Я сейчас уйду, но скоро вернусь. Ты спи, пожалуйста, ради меня.

Она поцеловала его, и к тому времени, когда она вернулась, он уже спал. Он собирался дождаться ее, но сон одолел его. Она легла рядом, поцеловала его и, видя, что он не просыпается, попыталась тоже заснуть. Но спать ей не хотелось, и она снова легонько поцеловала его, а потом начала осторожно заигрывать с ним, прижимаясь своей грудью к его груди. Он зашевелился во сне, и Марита снова легла рядом, так чтобы ее голова находилась ниже его груди, и продолжила заигрывание, которое становилось все более провоцирующим и интимным.

В комнате было прохладно, и Дэвид крепко спал, и когда он проснулся, Марита уже ушла и голоса девушек доносились с террасы. Он оделся, перешел в свой кабинет и уже оттуда вышел на террасу. Там уже никого не было, кроме официанта, который убирал со стола чай, и Дэвид отправился в бар, где и нашел обеих девушек.