Райские пастбища - [19]

Утром Хильда просыпалась в слезах и жаловалась:

– Приходил тигр, он стащил с меня одеяло.

– Не бойся его, милая.

– Но он хотел прокусить мое одеяло, мама.

– Сегодня ночью я посижу с тобой, моя родная. Он испугается и не придет.

Теперь она стала проводить целые ночи возле кроватки своей девочки. Сознание собственного подвижничества наложило на нее отпечаток: еще ярче горели теперь ее глаза; в них появился лихорадочный блеск.

Но сильней ночных кошмаров волновало ее то, что Хильда стала сочинять небылицы.

– Сегодня утром я вышла в сад, мама. На улице сидел старик. Он позвал меня к себе домой, и я пошла. У него был большой золотой слон, и он позволил мне на нем покататься.

Рассказывая все это, девочка отрешенно глядела в пространство.

– Не надо говорить неправду, — умоляла мать. — Ты же знаешь, ничего такого не было.

– Нет, было, мама. И старик дал мне часы. Я сейчас покажу. Вот, — и она протянула украшенные бриллиантами ручные часики.

Руки Элен тряслись от страха. На какой-то миг выражение стойкого терпения на ее лице сменилось гневным.

– Где ты их взяла, Хильда?

– Это старик мне дал их, мама.

– Да нет, скажи мне, где ты их нашла! Ты же их нашла, да?

– Нет, мне их дал старик.

На крышке часов была выгравирована монограмма — инициалы, незнакомые Элен. Она бессмысленно рассматривала буквы.

– Мама возьмет их себе, — сказала она резко.

Ночью она крадучись вышла в сад и совком закопала часы. За неделю вокруг сада возвели высокую металлическую ограду, и с тех пор Хильде запрещено было выходить одной.

Когда Хильде исполнилось тринадцать лет, она убежала из дома. Элен наняла частных детективов, но на четвертый день Хильду обнаружил полицейский. Она спала в пустой конторе по продаже недвижимости в Лос-Анжелесе. Элен забрала дочь из полицейского участка.

– Родная моя, почему ты сбежала? — спросила она

– Ну, мне захотелось поиграть на пианино.

– Но у нас же есть пианино. Почему ты не поиграла на нем?

– Мне хотелось поиграть на другом, на большом пианино.

Элен посадила Хильду к себе на колени и крепко обняла ее.

– И что же ты сделала, дорогая?

– Я вышла на улицу, и какой-то мужчина позвал меня с ним покататься. Он дал мне пять долларов. Потом я встретила цыган и немножко пожила у них. Они сделали меня своей королевой. Потом я вышла замуж за молодого цыгана, и мы уже собирались родить ребеночка, но тут я устала и села. А потом меня взял к себе полицейский.

– Милая моя, бедненькая моя, — говорила Элен, — ты же знаешь, все это неправда. Ничего этого не было.

– Нет, было, мама.

Элен позвала доктора Филлипса.

– Она говорит, что была замужем за цыганом. Вы не думаете… вы не думаете, что она способна на такое? Я этого не перенесу.

Доктор внимательно осмотрел девочку. Закончив осмотр, он сказал со злостью:

– Я уже говорил вам — ее должен вести специалист. — Он подошел к девочке. — Скажи, Хильда, к тебе приходила недавно старуха? Такая мерзкая, старая карга?

Руки Хильды судорожно дернулись.

– Да, она приходила прошлой ночью и привела с собой обезьяну. Большую такую обезьяну, прямо огромную. И еще она хотела меня укусить.

– Так вот, запомни: ничего плохого она тебе теперь не сделает. Теперь я сам буду присматривать за тобой. Эта старуха меня боится. Если она опять придет, ты только ей скажи, что я всегда за тобой наблюдаю. Увидишь, как она сейчас же убежит, только пятки засверкают!

Девочка устало улыбнулась.

– И обезьяна тоже?

– Конечно. Может, я еще что-нибудь придумаю, а пока вот тебе леденец для твоей дочурки. — Он достал из кармана пачку мятных леденцов. — Дай-ка их своей Баббете, ведь ее так зовут, правда?

Хильда схватила конфеты и выбежала из комнаты.

– Так вот, — обратился доктор к Элен, — к сожалению, мне не хватает ни опыта, ни знаний, чтобы вылечить Хильду, но у меня достаточно и того и другого, чтобы верно судить о ее состоянии. Сейчас Хильде значительно хуже. У нее наступил период полового созревания. Это время перемен. Ее переполняют эмоции. Ее душевная болезнь может начать прогрессировать самым неожиданным образом, и не берусь предсказать, чем это обернется. Может, возникнет тяга к самоубийству, или наоборот — она сбежит с первым попавшимся мужчиной. Словом, если вы не обратитесь к специалисту, если вы не начнете серьезно ее лечить, может статься, вы сильно пожалеете об этом. Ее последняя выходка только предвестник будущих. Продолжаться так больше не может. Вы не выдержите.

Элен сидела перед ним неподвижно. Ее лицо выражало упорство, приводившее доктора в ярость.

– Так что ж вы предлагаете? — спросила она осипшим голосом.

– Отправить ее в лечебницу для душевнобольных, — сказал он. И ему самому понравилось, что он ответил так грубо.

Лицо ее стало еще более жестким. Непреклонное упорство отразилось на нем.

– Этого я не сделаю! — крикнула она. — Она моя, и я за нее отвечаю. Я всегда буду с ней, доктор. Я глаз с нее не спущу. Но она останется со мной.

– Каковы будут последствия, вам известно, — сказал он резко. Доктор чувствовал, что он бессилен убедить эту женщину, и это сердило его. — Элен, вот уже многие годы я ваш друг. Что заставляет вас так рисковать и взваливать на себя такие страдания?