Районные будни - [33]

— Он мне говорит: Мартынов рвётся к власти, авторитет в организации завоёвывает, хочет выжить меня отсюда.

— Ты этому веришь?

— Нет, не верю.

— Напрасно, — усмехнулся Мартынов. — Да, я считаю, что партийная работа — не его дело. Постараюсь и в обкоме это доказать.

— Вон как…

— А что я авторитет завоёвываю, рвусь к власти — это чепуха… Да, может, сюда порекомендуют другого товарища первым секретарём. Почему бы мне не поработать здесь вторым? Очень хотелось бы поработать с настоящим человеком, поучиться у него. Но у Борзова учиться нечему. Не обижайся, Марья Сергеевна…

Мартынов отпил из своего бокала.

— В тридцать восьмом году поженились?

— Познакомились. Поженились в тридцать девятом… Двенадцатый год живу с ним…

— Когда же вы переехали сюда с Донщины?

— Он воевал в этих краях. Был заместителем командира полка по политчасти. После освобождения области его здесь и оставили… Мы тут с ним уже в третьем районе. И всё такие районы — серёдка наполовинке. Передовым ни один из них не стал.

— Должно быть, и в тех районах был у него этот груз на ногах — отстающие колхозы. С таким грузом высоко не взлетишь… Ты скажи, Марья Сергеевна, чего ты, собственно, хочешь? Помирить нас? Так мы с ним и не ссорились, не на базаре поругались.

— Нет, я вижу, вас не помиришь… Для себя хочу понять — о чём у вас идёт спор?

— Ну, что ж… Если б не была ты бывшей Машей Громовой, может, не стал бы тебе говорить всего, что скажу. Но ты не из тех дам, у которых всё знакомство с деревней через молочниц. Сама из колхоза вышла.

— Ого! — усмехнулась Марья Сергеевна. — Нашёл даму! Сколько раз предлагала Виктору Семёнычу: назначь меня в комиссию по проверке качества ремонта тракторов. Уж который трактор я приму — тысячу гектаров поднимет тебе за сезон!

— Не в том дело, что ты знаешь машины и сельское хозяйство. Я думаю, это тебе дорого, близко.

— А моя вся родня в колхозе живёт. Мама, бабушка там, два брата, три сестры… До сих пор письма шлют мне колхозники из нашего района. Всеми радостями и горестями делятся.

— Немножко нехорошо получается, — продолжал после большой паузы Мартынов, — что без него завели разговор о нём. Но я и в глаза ему это скажу. Да и говорил уже… Если придётся тебе отчитываться за сегодняшний вечер, — можешь передать ему всё слово в слово… Тебе, когда ты пожила с Борзовым и больше узнала его, никогда не приходило в голову о нём такое: вот он волнуется, хлопочет, нажимает, чтоб зябь пахали, хлеб везли, всякие планы выполняли, а близко ли к сердцу принимает он всё это? Что стране нужен хлеб, и нужно его очень много. Что хлеб нам понадобится и в будущем году — не одним днём живём. Что если в каком-то колхозе не поднимут зябь — трудно придётся там людям весной. Что за всеми нашими сводками и цифрами — хорошая или плохая жизнь людей. А может, он только о себе думает? Не выполним то-то и то-то — на дурном счету в обкоме будет район и он, секретарь. Пятно ляжет на его служебную репутацию,

— Страшные вещи ты говоришь, Пётр Илларионыч, — ответила задумавшаяся Марья Сергеевна.

— Сама вызвала на такой разговор, теперь уж слушай… Что у нас происходит? О чём мы спорим? Мне кажется, о самом главном… Почему наш район — средний? Что, все колхозы у нас — средние? Если бы так — ещё терпимо! Нет. Есть в районе очень богатые, крепкие колхозы, и есть слабые. Вот из этих крайностей и выводим среднее. Я думаю, такой пестроты не было и раньше. Конечно, были в каждом селе батраки, середняки, кулаки — разно люди жили, но между сёлами в одной волости не было, не могло быть такой разницы, как сейчас: в одном колхозе — три миллиона дохода, а в другом, рядом — триста тысяч. Земли поровну, и земля одинаковая, один климат, одно солнце светит, одна МТС машины даёт — и такая разница! Когда же мы доберёмся до причин и покончим с этой пестротой? А времени прошло немало с тех пор, как мы колхозы организовали. Война была, оккупация, разорение, — но и война уже давно окончилась… Виктор Семёныч не любит, когда говорят: «отстающий колхоз», поправляет: «отставший!» Это, мол, не хроническая болезнь, временное явление: сегодня отстал, завтра догонит. Но людям-то не легче оттого, что мы формулировку уточнили, — в тех колхозах, что «отставшие» с самого сорок третьего года?..

И как же мы вытягиваем отстающие колхозы? Да вот так — полы режем, рукава латаем. В прошлом году в пяти колхозах остался немолоченный хлеб в скирдах, а «Власть Советов», «Труженик», «Победа» выполняли за них поставки. И — «заимообразно», и «в счёт будущего года». Когда-то такие вещи называли головотяпством. Так и в передовых колхозах можно развалить дело. У лучших колхозников опускаются руки — да что же мы обязаны век трудиться за лодырей?.. Нет уж — пусть там, в отстающих колхозах, люди до дна изопьют чашу. Плохо поработали? — Ну, плохо и получайте по трудодням. А рядом, во «Власти Советов», — по пять килограммов надо выдать!.. Пусть люди прочувствуют свою вину, но и нам нужно понять наши ошибки, нашу вину. Должны же мы когда-нибудь дать в такие колхозы настоящих руководителей? Ведь всё дело — в председателях! Никакие наезжие сверхчрезвычайно-уполномоченные не наведут в колхозе порядка, если он без головы! Из тридцати тысяч населения в районе не выберем тридцати хороших председателей?.. Интересно получается, Марья Сергеевна! — рассмеялся вдруг Мартынов, откинулся на спинку стула, потеребил свои и без того взлохмаченные волосы. — Посылаем во все колхозы уполномоченных — на это людей у нас хватает. И живут они там месяцами, всё лето. И жизнь без них в райцентре идёт своим чередом, все конторы пишут. Ну, раз мы посылаем человека уполномоченным, значит, надеемся, что он поправит дело, считаем, что он умнее председателя. Так, может, его и оставить в колхозе навсегда? Тем паче, что его контора без него пишет не хуже, чем при нём… Между прочим, контор этих развелось у нас — пропасть! «Заготлён» и тут же рядом — «Пенькотрест». А нельзя ли их как-нибудь одной бечёвочкой связать, льняной или пеньковой?.. Вот, говорю, на гастроли в деревню людей хватает, а на постоянную работу не подберём.