Рай в шалаше - [79]
— Она к вам очень хорошо относится, Вера Владимировна, — вступилась за Наталью Таня, — вы даже не подозреваете, как хорошо, — и, поймав Верочкин по-прежнему враждебный взгляд, добавила: — Правда, правда! — Не могла же Таня сказать, что, когда заходит речь о Верочке, Наталья только громко и тяжело вздыхает, — высший для нее знак симпатии и расположения.
— Не уговаривайте меня, Таня, — прервала ее Вера Владимировна строго, руки ее все еще мелко подрагивали, на напудренном лице подсыхали бороздки от пролитых слез, но строгость в голосе, слава богу, уже появилась. — Так вот, — произнесла она торжественно, — Фалалеева выдавала меня замуж, вам это известно? Нет? Сватала, представляете? Уже после того, как я сломала ногу, — на Верочкином лице появилось новое, чуть лукавое выражение, незнакомое Тане. — Вы удивлены?
Зная Наталью, смешно было удивляться, удивительно было другое — как ее хватило промолчать.
— Да, представьте, загнала в угол, знаете, как она это умеет: «Нужно, необходимо, хороший человек, вам понравится, вот увидите, будет о вас заботиться!» Нет, я вижу, вы удивляетесь! Я тоже теперь удивляюсь, — согласилась сама с собой Вера Владимировна. — «Только приготовьте хороший обед, пенсионеры любят поесть!» — это Фалалеева говорила мне, представьте, какая развязность! И привела его в ближайшее воскресенье, вместе с Фроловым. Наталья, конечно, тут же увела Фролова гулять в лес и подмигнула еще мне, как девчонке.
Таня попыталась себе представить, как это выглядело: Натальин победоносно-деловой вид, ярко-красные или ярко-зеленые ее брюки в Верочкиной тихой по краскам квартире, смирный Фролов, наряженный ею для поездки за город молодцевато-спортивно, и сумка у Фролова в руках, в сумке они привезли вино или водку и наверняка закуски, не очень полагаясь на Верочкино старание. И остались в квартире два человека...
— Мы с ним разговорились, и вы знаете, я ему понравилась, — Верочка улыбнулась, как улыбаются приятному воспоминанию, — но чужой человек, совсем чужой по духу — все чужое, привычки, взгляды, славный, но чужой. И все откашливался, а после обеда в зубах ковырял. Это меня тогда доконало. И ел много... хотя все-таки стеснялся, — справедливости ради поправилась Верочка. — А Фалалеева уже показывала ему мою квартиру и вид из окна. Она выпила водки, развеселилась, решила, что дело идет на лад. Да... — Верочка помолчала. — Фролов ее пытался останавливать, но куда там, к чаю наливка вишневая пошла в ход, все Наталья заставляла меня показать тридцатилитровую бутыль, в которой я ставлю домашнее вино, ну знаете, Коровушкин мне подарил, нашел где-то на чердаке... Демонстрировала, какая я хозяйственная... А Фролов... в такой ситуации он, знаете, вел себя достойно... по-моему, у нас над ним зря смеются... он старался... поправить!
— Мне он нравится, — сказала Таня.
— Мне тоже, — оживилась Вера Владимировна, — только вот при чем Фалалеева, я не понимаю...
— Фролов ею восхищается.
— Может быть, — отозвалась Верочка неприязненно, — но Павел Викентьевич тоже позволил себе распуститься вслед за Натальей.
— Кто? — не поняла Таня.
— Ну, этот человек... начал разговаривать громким голосом, рассказывать военные истории, хвастать, терпеть не могу, — проговорила Верочка с живой досадой. — И очень внимательно расспрашивал о состоянии моего здоровья, мне это не пришлось по вкусу: как будто лошадь торговал. И сломанной ногой интересовался, Фалалеева заранее поведала ему мою эпопею, не ноет ли по ночам, не прихрамываю ли, Фролова даже передернуло. А Наталья Павлу Викентьевичу: «Да что вы, все давно прошло, Вера Владимировна у нас молодец, умница, красавица», — это я-то красавица, — «интеллигентная женщина, видно с первого взгляда», словно убеждала его, что ее товар — высший сорт... Одним словом, смотрины не удались, то есть для меня. Вообще был забавный вечер! — Верочка снова чуть лукаво улыбнулась. — Нелепый очень.
— А дальше?
— Вам интересно? Вам не кажется все это глупым?.. В понедельник прилетела Наталья: «Павел Викентьевич в восторге, ему все подходит, возраст, внешность, квартира, ни одного замечания. На обратной дороге вслух мечтал, что зимой вы у него в Москве будете жить, он еще работать собирается, на пенсии ему скучно». Я забыла вам сказать, Танечка, он подполковник в отставке, здесь есть своя специфика. «А летом, — распоряжалась Наталья, — будете жить у вас в Перловке, летом у вас хорошо, свежий воздух, дачи не надо, сад, сказал, под окнами разведет, клумбы, всю жизнь, говорит, мечтал, но вел кочевой образ жизни». И так Наталья рада, так счастлива, и чем больше она радуется, тем больше чувствую: не смогу, не привыкну. И потом... все так стремительно закружилось, знает же Наталья мой характер, а примеряет на себя: сразу с ножом к горлу — да или нет? Я говорю: «Дайте мне пообвыкнуть, подумать». — «Нечего, говорит, тут думать, случай уникальный. Человек богатый, добрый, сын далеко, не дотянется, служит на Дальнем Востоке, жена умерла — никаких хвостов. Пенсия, квартира, машина и сам еще крепкий. Ищет культурную жену» — «А о чем я с ним разговаривать буду?» — спросила я Наталью. Она как захохочет, как зальется, ну, вы знаете эту ее грубую манеру: «Вера Владимировна, голубушка, да спуститесь вы с неба, хватит вам жизнь выдумывать!» И так мне стало досадно, Таня, так горько, слов нет. — Вера Владимировна вздрогнула, как от озноба. — Меня, пожилого человека, примеряют словно куклу. За что? — и она заморгала ресницами.
Новая книга Галины Башкировой и Геннадия Васильева поможет читателю живо увидеть малоизвестный для нас мир русских (как называют на Западе всех выходцев не только из России, но из всего СССР) эмигрантов разных лет в Америке, познакомиться с яркими его представителями — и знаменитыми, как Нобелевский лауреат, экономист с мировым именем Василий Васильевич Леонтьев или художник Михаил Шемякин, и менее известными, но по-человечески чрезвычайно интересными нашими современниками.
Что мы знаем о себе, о секретах собственной психики? До конца ли мы реализуем возможности, отпущенные нам природой? Можем ли мы научиться прогнозировать свое поведение в горе и в радости? А в катастрофе, в аварии, наконец, просто на экзамене? А что нам известно о том, как формировался в веках психический склад личности? О том, что такое стресс и как изучают его психологи?Человек и становление его духовного мира, парадоксы нашей психики, эмоциональное осмысление того нового, что несет с собой научно-техническая революция, нравственные аспекты науки.Прим OCR: Это одна из нестареющих книг.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.