Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - [56]

– Да, сэр… – ответил Чарльз; теперь ему многое стало понятно.

В Топике Джексон купил целую гору оловянных горшков.

– Женщинам они нравятся больше, чем мешки, сшитые из сыромятной кожи или бизоньих желудков, – объяснил он. – В таких горшках можно просто кипятить воду, а не возиться с этими горячими камнями и прочей ерундой.

Из-за того что появился дополнительный груз, Фенимору тоже пришлось взять на себя часть поклажи. Колли теперь тащил индейскую волокушу, в которой лежали шесты и покрышка для типи. Пес мог идти так много часов без отдыха, и только его свесившийся наружу язык показывал, как он устал.

От отряда кавалеристов они узнали, что мирные переговоры с индейцами действительно начались в устье реки Малый Арканзас, как и говорила Уилла.

– Может быть, вам, ребята, наконец-то достанется спокойная зима, – сказал им командир отряда.

– Вот болван, – пробормотал Джексон, когда они тронулись дальше; по его красному лицу стекал пот, хотя никакой особой жары не было. – Этот капитан – еще один из тех, кто ни черта не смыслит в том, как живут индейцы. Он думает, если какой-нибудь мирный вождь вроде Черного Котла, с которым мы собираемся встретиться, поставит свою метку на соглашении, то и все остальные тут же с ним согласятся и сложат оружие. Эти недоумки не понимают, что никакой индеец не может говорить за всех индейцев. Никогда не мог. И никогда не сможет.

– Похоже, вы высокого мнения о южных шайеннах?

– Так и есть, Чарли. Они лучшие в мире наездники. Прекрасные кавалеристы, если так тебе больше нравится. К тому же я живу здесь достаточно долго, чтобы видеть в индейцах разных людей, а не просто толпу меднокожих на одно лицо. Если кто-то из Людей-Собак насилует жену какого-нибудь фермера, кавалеристы не должны расстреливать за это миролюбивого старого вождя, но ведь они не замечают разницы. Мне повезло. Мой отец научил меня видеть каждого в отдельности. Среди них есть хорошие и плохие, как в любом народе. Я даже влюбился в одну настолько, что взял в жены несколько лет назад. Но она умерла, когда рожала дочку. И малышка тоже умерла, через неделю. – Джексон вдруг закашлялся и, наклонив вперед голову, стиснул зубы и схватился за ворот рубашки.

Чарльз повернул коня и взял Джексона за руку:

– Что с вами? Скажите, где болит?

– Ничего… – Старый торговец с трудом отдышался. – Все в порядке. – Он судорожно втянул воздух, мокрые глаза блеснули. – У моего отца было слабое сердце. И мне такое же досталось. Не думай об этом, поехали дальше.

Вскоре пологие холмы совсем выровнялись, а ивы и тополя стали попадаться все реже и реже. В покрытой короткой бизоновой травой прерии не было никого, кроме чернохвостых луговых собачек, которые вытягивались над холмиками своих нор. Осенний свет заливал все вокруг, подчеркивая первозданную красоту окрестных холмов, словно исчерченных ветром белой, желтой и оранжевой пастелью. Чарльз не мог пока сказать, что он счастлив, но с каждым днем он чуть меньше думал о Гус Барклай.

– Так, Чарли, – заявил Деревянная Нога, когда они перешли вброд Смоки-Хилл. – Пора тебе начинать учебу.

– Ты никогда не знаешь, когда тебе понадобится скорость. Мы с Малышом тренировались, пока не научились собирать типи за десять минут и разбирать вдвое быстрее. С твоей помощью это время можно еще сократить. Заметил, что круглый вход всегда обращен на восток? Так можно избежать большинства сильных дождей и ураганов с запада и увидеть восход солнца. А еще индейцам это всегда напоминает о Великом Духе, который приносит им свет и пропитание. Ну, за дело, Чарли. У тебя восемь минут, если хочешь получить ужин.

Мерцающий свет костра падал на моток медной проволоки. Волосы Деревянной Ноги уже достаточно отросли, чтобы их можно было заплетать в косы, что он и сделал, закрепив концы кусочками проволоки.

Чарльз жевал пеммикан – высушенное и растертое в порошок мясо бизона, смешанное с жиром и ягодами.

– Если хотите, я могу укоротить вам волосы ножом, – сказал он.

– Ну уж нет. Тот, кто отрезает мужчине волосы, потом заберет его жизнь. Если шайенн когда-то и стрижется, его женщина тут же сжигает то, что состригли, чтобы никто не смог наложить заклятье с помощью волос.

Малыш вдруг взволнованно подпрыгнул:

– Дорога! Дорога!

Чарльз посмотрел туда, куда указывал палец мальчика, – на светлую полосу поперек звездного неба.

– Это Млечный Путь, Малыш.

– Это Висячая Дорога, Чарли, – поправил его Джексон. – Путь, по которому шайенны отправляются в мир духов. Дорога в страну мертвых.

Торговец ласково похлопал племянника по плечу, успокаивая его, открыл свой парфлеш – кожаную сумку, украшенную иглами дикобраза и росписью, откуда достал рулончик чистой мягкой кожи и расстелил ее перед костром. Потом открыл маленькие глиняные горшочки с красной и черной краской, которую немного разбавил слюной. И уж совсем удивил Чарльза, когда извлек из сумки маленькую кисточку для живописи.

Обмакнув кисточку в черную краску, он начал рисовать в верхнем левом углу куска кожи три схематичные фигуры всадников на лошадях. Последней он пририсовал фигурку поменьше, на четырех ногах.

– Это еще что такое? – спросил Чарльз.