Рай без памяти - [58]

— Смотрите.

Я вгляделся и замер от удивления. Прямо под стекловидной оболочкой «озера» текла и вспучивалась густая огненно-красная масса. Она медленно переваливалась, как под лопастями гигантской мешалки, и на ее поверхности то и дело вздувались и лопались светящиеся пузырьки.

— Если б мы были на Земле, — размышлял вслух Зернов, — я бы сказал, что все это похоже на плазму, запертую в магнитной ловушке. Такая штука называется плазмотроном и применяется, например, для химического синтеза… Но мы, к сожалению, не на Земле.

По-видимому, он хотел сказать, что земной ученый объяснить этого не сможет, и, не продолжая, пошел вперед. Пленка прогибалась и вспучивалась, а он все шел, и каждый шаг его вздымал ровные гребешки «волн». Мне вспомнился фильм Пазолини: темная гладь Генисаретского озера, лодка с апостолами вдали и черная фигурка Христа. Картина повторялась, только на этот раз в цвете.

— Ты что-нибудь понимаешь? — толкнул меня Мартин.

— Я — нет.

— А он?

Я слишком хорошо знал Зернова, чтобы догадаться: он что-то придумал. И, как всегда, хочет сначала проверить догадку, прожевать и переварить ее, прежде чем поделиться с нами. Я объяснил это Мартину, держась за него, чтобы не упасть. А шли мы, ничего не видя, кроме малиновой стены, такой же, как и у входа в зал, вернее, места, куда провалился Мартин и откуда, как факир из пламени, вышел Зернов. Сейчас он дошел до стены и, обернувшись, поощрительно махнул нам рукой:

— Догоняйте!

И нырнул в малиновую дымку, издали казавшуюся совершенно непроходимой.

На этот раз путешествие сквозь стену показалось мне короче и будничное. Не было ни страха, ни удивления. Я просто шагнул в спрессованный газ и, задержав на минуту дыхание, вышел с противоположной стороны. Вышел и… ничего не увидел.

Меня окружал знакомый красный туман, такой же густой и плотный, как на лестнице в парижском отеле «Омон». Я не видел ни Зернова, ни Мартина: может быть, они еще не вышли из газовой стены, а может быть, молча стояли рядом, в двух шагах, и меня тоже не видели. Я поднес руку к глазам. Сквозь красную муть проступили еле заметные очертания растопыренной пятерни. Так видно сквозь черное стекло защитной маски электросварщика. Вся разница заключалась в том, что стекло было красным.

— Борис! Дон! — позвал я.

— Юри? — Голос Мартина прозвучал сзади. — Ты где?

Чья-то тяжелая рука нашла мое плечо, и голос Мартина удовлетворенно произнес:

— Нашел! Туман проклятый.

— А теперь найдите меня, — воззвал невидимый Зернов. Судя по голосу, его крайне забавляла создавшаяся ситуация.

Я пошарил рукой в окружавшем нас малиновом киселе и поймал руку Зернова, ощутив легкое пожатие его пальцев. Он словно говорил мне: «Все в порядке, Юрка. Нам ничто не грозит — сам знаешь…»

Да, я знал, что нам ничто не грозит. Знал и то, что мы участвуем в гигантском спектакле, поставленном нашими знакомцами из Антарктиды. Но в качестве кого? Судя по первому действию — актеров. С заранее написанными ролями. Где надо — удивиться. Где надо — испугаться. А сколько актов в этом спектакле? Что будет с его героями? Трагический финал или хэппи энд? Наверняка даже всезнающий Борис не мог бы ответить на эти вопросы. Что ж, подождем. У нас еще многое впереди. Много времени и много событий.

Мы стояли, взявшись за руки, невидимые друг другу, топтались и молчали. Каждый мучительно соображал: «Что же дальше?» В общем-то, сомнений не было: надо идти. Стоять и ждать «видения, непостижного уму», явно бессмысленно. Красный кисель придуман не для нас и не минуту назад. Он чему-то служит в этой дьявольской кухне, как и огненная каша под магнитной пленкой «Генисаретского озера». Но куда идти? В какую сторону? Мы оказались в нелегком положении витязей на распутье: направо пойдешь — в беду попадешь, налево двинешься — с бедой не разминешься. Беда не беда, как говорится, но идти наобум было страшновато.

Молчание нарушил Зернов:

— Стоянка отменяется. Пошли.

— Куда?

— Куда глаза глядят, если применимо сейчас это понятие.

Мы двинулись ощупью, как слепые, крепко взявшись за руки, долго пробуя ногой пол, прежде чем сделать очередной шаг. Невольно вспомнилось когда-то прочитанное: «Я спотыкаюсь, бьюсь, живу, туман, туман — не разберешься…» Сколько времени мы шли? Полчаса? Час? Я перестал ощущать время, как запертый в сурдокамере. Не всякий кандидат в космонавты выдерживает это испытание, оставленный один на один со своими мыслями, страхами и надеждами.

Куда мы шли, а вернее, плыли в этом желе, я не знал. Просто шел, механически перебирая ногами, чтоб только не останавливаться, не терять ощущения реальности. Внезапно Зернов, шедший впереди, отшатнулся.

— Что случилось?

— Некуда дальше — стена.

— Так иди сквозь. Это же кисель.

— Был кисель. А сейчас резина. Я кулак отшиб.

Я попробовал пройти и наткнулся на нечто твердое, как протектор.

— Значит, назад под купол?

— Подождем, — философски заметил Зернов. — Стена у «Генисаретского озера» тоже не сразу открылась. Повторим опыт Мартина.

— Какой опыт?

— Прислонюсь. — Он помолчал. — Провалюсь — подам голос. Все на ощупь, как в стране слепых. Небольшое удовольствие для зрячего.