Рай беспощадный - [75]

– Да понял уже, – буркнул Макс, стыдясь своей бестолковости.

Мог бы и сам догадаться, что работать топором здесь рискованно: дело это далеко не бесшумное. Да и унести домой тяжело будет. Связать плот и по воде тащить? Тоже не получится – не провести его через рифовый хаос. Хотя, возможно, есть подходящие протоки, но для этого надо исследовать все побережье и окрестности – дело небыстрое и очень опасное.

Если нельзя рубить, то как тогда мелочь заготавливать? Ножом? Так он всего один, у Мусы, да и то маленький. Таким можно неделю работать – бамбук ведь очень крепкий.

Непонятно…

Все выяснилось без дополнительных расспросов – стебли бамбука выворачивали с корневищами. Вначале палками рыхлили влажную почву, потом наваливались вдвоем, сгибали. Если растение не сдавалось, опять брались за «палки-копалки». Добившись своего, обивали землю, обрывали листву, обламывали тонкую макушку. Потом принимались за новое растение.

В самом начале случилось небольшое ЧП – Додик, сражаясь со стеблем, ухитрился смять его в руках, сильно порезав ладонь об острую бамбуковую полоску. Муса, тихо выругавшись, приказал Дине сделать что угодно, лишь бы унять кровь. Здесь хоть и не море с его течениями, но по воздуху запахи тоже неплохо переносятся – мало ли кого может принести на такую приманку.

Затем все пошло как по маслу. Макс, работая в паре с Жорой, не успел толком начать, как пришлось остановиться: на земле лежала целая куча вывороченных с корнем обломков стволов. Довольный Муса констатировал:

– Хороший бамбук. На луки должен сгодиться. Как ты думаешь, Динка?

Та, почему-то вздрогнув при упоминании ее имени, нервной скороговоркой пробормотала:

– Не знаю. Я никогда не видела, из какого бамбука их делают. Вроде толстый, но не могу точно сказать.

– Конечно, толстый – мелких мы не берем. Специально за таким пришли. Да не трясись ты так – на тебя даже комары сесть не могут! Расслабься, мы уже почти закончили. Сейчас увяжем в охапки – и назад. Потом, уже на рифах, я корни отрублю и верхушки подровняю – нести легче будет. Здесь ведь нельзя шуметь.

Хотя тащить бесполезные тяжелые корни никому не хотелось, но спорить глупо – разумно задумано. Муса принялся ножом нарезать ползучие стебли какого-то растения вроде вьюна, остальные очищали их от листьев, скручивали по три-четыре, получившиеся «веревки» использовали при связывании охапок бамбука. В процессе этой работы опять начал накрапывать дождь, причем сильно – шум нервировал. Неподалеку грохнулась гнилая ветка древовидного кустарника – набравшись влаги, рухнула под собственной тяжестью. От этого звука у Макса едва инфаркт не случился, и не только у него.

А затем где-то в низине закричали.

* * *

Максу уже доводилось слышать, как кричит человек перед смертью, поэтому он не сомневался – возле озера кто-то умер.

Не один он был обременен негативным жизненным опытом – Олег, оставив в покое вязанку, развернулся в сторону шума, выдохнул:

– Там кого-то прикончили!

– Наши все на месте, – беря копье на изготовку, тихо заметил Муса.

Опять крики – теперь целая серия. Но уже не настолько ужасающие: от страха орут и вроде бы зовут кого-то. В этих влажных душных зарослях звуки ведут себя странно – не всегда можно понять, как далеко это происходит. Иногда казалось, что на другом конце острова, но уже через миг появлялась твердая уверенность – до крикунов не больше сотни шагов.

Неподалеку опять с шумом обрушился трухлявый сук, причем звук был какой-то странный – будто он по склону покатился, сминая хрустящие тонкие ветки.

Макс, поднявшись, тоже приготовил копье, тихо произнес:

– Сюда кто-то идет.

Все как один схватились за оружие, выставили его в сторону источника шума, инстинктивно попятились назад, к стене зарослей, окружающих вытоптанную площадку, на которой они почти начисто свели бамбуковую поросль.

– Тритоны вроде бесшумно ходят, – ни к кому не обращаясь, заметил Олег.

После этих слов Макс понял, что его напрягает больше всего: он спиной вперед приближается к непроницаемым для глаз дебрям. Там, как назло, кусты разрослись на славу – за такими стадо мамонтов спрятаться может, и не заметишь его в двух шагах. Муса, правда, говорил, что тритоны не могут продираться через густые заросли, но разве можно верить ему во всем – опыта у островитян в таких делах немного. Да и листья у этих здоровенные – лопух позавидует. От таких советовали подальше держаться…

Хоть слух кричал, что опасность там, впереди, где трещат ветки и покрикивают изредка, но интуиция говорила обратное – Макс обернулся. Вовремя: успел увидеть, как стена кустарников бесшумно расступилась, выпустив длинную темно-зеленую чешуйчатую голову. Стремительно развалившись на две половины, усеянные по краям стройными рядами игольно-острых зубов, голова потянулась к Додику, заваливаясь набок. Миг – и развернувшаяся пасть сомкнулась на его боках. Еще миг – и мальчик исчез в зарослях, и тут же сердце дрогнуло от дикого крика, перешедшего в тошнотворный хрип.

Никто, кроме Макса, этого не увидел. Но Муса, обернувшись на шум, заметил валяющееся на границе зарослей копье Додика и все понял без пояснений – с отчаянным криком он бросился в кусты: