Равнинный рейд - [31]

— Хорошенькое объяснение! — взорвался генерал. — По-вашему, господин подполковник, выходит, что войска во время первого боя должны разбежаться кто куда и боя, как такового, быть не может?..

Офицер сконфуженно замолчал, но потом несмело добавил:

— И кроме того, господин генерал, от продолжительного отсутствия в казарме их национальное сознание ослабло…

— А вы где были? — прервал его генерал. — Вы их почему не воспитывали? Почему не вдохнули в них вновь национальное сознание?

Полковник, вызвавшийся на первом совещании повести свою часть в атаку, вмешался без разрешения:

— Господин генерал, наши солдаты мобилизованы лишь две недели назад. Не можем мы за такой короткий срок сделать то, что наша общественность не сумела сделать за десять-пятнадцать лет!

— Все-то вы знаете! — поутих генерал. — И всегда найдете виновных. Вам бы стать директором Национальной пропаганды!

Полковник обиженно поджал губы. Генерал, переведя дыхание, заговорил более сдержанно — чувствовалось, что он изо всех сил старается придать голосу спокойствие.

— Сейчас нечего ломать здесь голову и искать виноватых. Мы это успеем сделать завтра. Приказываю всем разойтись по местам и подготовить части к атаке — последней атаке, господа! Предупреждаю — в случае неудачи ответственность падет на вас! И хоть мне стыдно об этом говорить, но в наступлении, господа, примет участие и резерв.

Гнев снова подступил ему к горлу, и генерал внезапно вскипел.

— Идите! — кончил он криком.

Начальник штаба, который до сих пор не проронил ни единого слова, глухо сказал:

— Господин генерал, разрешите мне доложить свое мнение!

Козарев бросил на него сердитый взгляд.

— Не разрешаю! — отрубил он и повернулся к офицерам. — Идите, идите, господа!

Только когда они скрылись из виду, генерал овладел собой и взглянул на своего помощника.

— Слушаю вас, господин подполковник! — буркнул он, пряча за грубоватым тоном чувство некоторой вины перед ним. — Жду вашего ценного мнения.

Подполковник с обиженно-замкнутым лицом поднялся с раскладного стула.

— Мне кажется, господин генерал, что мы напрасно жертвуем людьми, бросая их в эти лобовые атаки. То, что мы введем в бой и резерв, вряд ли изменит положение — и без того густота рядов оборачивается нашим минусом. Гибнет слишком много людей. А это действует на солдат гнетуще — даже многочисленность их рядов не может поднять их дух. Бесспорно, если так продолжать, мы в конце концов их возьмем. Но разве это победа? Наверху нас могут спросить: какой ценой вы добились победы? И, конечно, по головке не погладят…

— Не могли бы вы выражаться ясней! — прервал его генерал.

— Нам не нужна Пиррова победа, господин генерал. Нам нужна легкая, эффектная победа, которая подняла бы настроение солдат. И если уж на то пошло, господин генерал, нельзя недооценивать противника. Мы, например, предприняли атаку без всякой поддержки артиллерии…

Генерал залился румянцем.

— Этого еще не хватало! Как вам не совестно такое говорить! — искренне возмутился он. — Столько батальонов против горстки босяков — и еще артиллерийскую поддержку! Может, и авиацию потребуете?

— Разрешите заметить…

— Не перебивайте — теперь я говорю! Неужели вы не понимаете, что это вопрос чести? Я сам знаю, что если выставить против них полевую батарею и стрелять несколько часов, от них мокрого места не останется…

— Вот это я и предлагаю!

— А я не принимаю! Вы слыхали, господин подполковник, как ухает в поле, в тишине одна единственная батарея?

Подполковник молчал.

— Слыхали, я вас спрашиваю? Да наши выстрелы до Румынии докатятся. Что подумает население? Тут не фронт, тут же мирный тыл, и мы не имеем никакого права превращать его в поле битвы. И, кроме того, я уже сказал — это вопрос чести. Завтра все нас поднимут на смех: не хватило Козареву дивизии — выставил против партизан орудия. Можно подумать, что перед нами бог весть какой противник!

Подполковник сделал шаг назад.

— Говорите! — остановил его Козарев. — Докладывайте! Что вы думаете?

Подполковник, закусив побелевшую губу, произнес сдавленным голосом:

— Боюсь, господин генерал, что в конечном счете нам все же придется прибегнуть к артиллерии…

— Вы не верите в успех новой атаки?

— Не верю, господин генерал. У них есть автоматическое оружие, которым они расчетливо косят наши сгущенные ряды. А пехота наша — не пехота, а просто какой-то штатский сброд… Все равно ведь рано или поздно нас вынудят пустить в ход артиллерию. Так, по мне, лучше уж сейчас, чтобы не срамиться зря…

— А это, по-вашему, не срам, когда среди ночи грянет артиллерия — она и мертвого с постели поднимет…

— Разрешите идти, господин генерал?

Козарев ничего не ответил. — Постояв мгновенье в раздумье, он снова нервно заходил по оврагу — десять шагов вперед, десять назад; лицо его выражало колебание. Солнце уже клонилось к западу, высокие жилистые грабы на крутом склоне оврага бросали длинные тени. И справа, и слева, и за рощей, обстреливая ее со всех сторон, время от времени равномерно строчили пулеметы. «А вдруг опять атака провалится?» — обожгла генерала мысль. И он тут же с неизбежностью понял: именно так и будет. Какой же рапорт он подаст начальству? Что станется с его карьерой? И почему он не послушался жены и впутался в эту проклятую историю?!