Равнина в Огне - [22]

Наконец мы прибыли в бывшую столицу Терской области. Здесь мы сердечно распрощались с Тугановым, он отправился в расположенный здесь штаб Эрдели, а я прикинулся, что собираюсь ехать в Кабарду к Даутокову . Проехав Вольно-Магометанский аул в Дигории, я переоделся, за пределами городов безопаснее в штатском. Через одно из ущелий я пробрался в Балкарию. При встрече с Магометом мы горячо обнялись. Настроение у него было бодрое. – Деникину недолго осталось победы праздновать, уже скоро праздновать он будет труса. – Я тоже в это верю. Мы в Дагестане активно боремся за будущую победу. – Знаю, но поверь, и мы не сидим, сложив руки. Уже собран партизанский отряд. Когда настанет час, мы разом все ударим по врагу. Славная будет победа! – Да, но кто ею воспользуется? – Ты имеешь в виду большевиков? – Да. – Думаю, они не столь опасны, как Деникин и в любом случае предпочтительнее. – При всей своей нелюбви к Добровольческому корпусу не разделяю твоего оптимизма. – Не оттого ли, что твой родной брат большой чин у Деникина? – Не такой уж и большой, к тому же другой брат с большевиками, – ответил я с горькой усмешкой. – Нет, здесь нет личного момента, но как только большевики почувствуют свою силу и нашу слабость, они перестанут считать нас за союзников и, вспомнив старые обиды, нарушат призрачную дружбу со сторонниками независимости. – Зачем им это? Мы бедны, у нас нет классовых различий. Мои друзья, князья Абаевы, беднее многих своих соседей – крестьян, в том числе вчерашних вольноотпущенников-каракиши. В Балкарии нет классовых различий, потому что единственное наше богатство – это наши пейзажи. – Есть такое богатство и у вас и у нас, которое колет глаза большевикам. И это – наше стремление к свободе. Что до красоты, то горы Балкарии прекрасны, но и у нашей Равнины есть повод для гордости, её небо вмещает миллионы звёзд. Моя Земля – пространство звёзд. А вдруг эту природу и у вас и у нас начнут кромсать в поисках нефти или других ресурсов? От большевиков с их верой в технический прогресс всего можно ждать. Они не верят в Бога и считают себя всемогущими. Я встречался и спорил со многими из них… Мы ещё долго спорили с Магометом, но как всегда, каждый сохранили своё прежнее мнение. Однако это отсутствие взаимопонимания не помешало нам расстаться верными друзьями. В дороге я много думал о судьбе моего маленького племени. Наш народ очень древний и очень талантливый. Но, увы, со времён Ермолова он живёт в состоянии искоренения. Ещё в Варшаве я прочёл книжку венгерского языковеда Юлия Немета, где он предрекал скорую ассимиляцию моему народу. Если насилие захватчиков и собственное братоубийство и дальше будут распространяться такими же темпами, его опасения могут оказаться действительностью. В первых числах августа я прибыл в Тифлис и включился в деятельность Союзного Меджлиса за освобождение Северного Кавказа от войск Деникина. Именно в это время я особенно близко сошёлся с Ахметом Цаликовым, ставшим для меня политическим наставником. Я с восхищением смотрел на этого пламенного патриота и бойца, отдающего себя идее на все сто процентов. Он почти не спал в те месяцы. Может и эти треволнения вкупе с прочими ускорили его безвременную кончину. По его инициативе мы вступили в соглашение с мусаватистами и большевиками. Последним мы не доверяли, но у нас совсем не было выбора. Они единственные имели мощную поддержку извне, ставшую определяющей. Антанта поддерживала Деникина и прочих белых, а наши естественные и единственные союзники турки вели ожесточённую борьбу за собственное выживание против объединённых захватнических сил Антанты, Греции и Армении. Христианский мир ополчился на всех мусульман под знаменем нового крестового похода. В двух словах у нас не было иного выбора, хотя мы и знали, что совершаем ошибку, сотрудничая с большевизмом. Был ли возможен союз с Деникиным? Некоторые как Гоцинский, Алиханов, Коцев, Пензулаев это, безусловно, допускали, но не мы. Для нас в равной степени были неприемлемы лозунги и действия и большевиков, и добровольцев, ибо сам Деникин был пешкой в руках европейских крестоносцев и мечтал лишь о восстановлении единой и неделимой России со всеми её дореволюционными деспотическими атрибутами. Справедливее будет признать, что мы опасались его даже более, нежели опасались большевиков. Их мы считали авантюристами и временщиками, у которых нет большого будущего и потому мы вновь на недолгий срок стали союзниками, во второй после корниловского мятежа и в последний раз. События тем временем развивались стремительно. Военно-шариатский суд приговорил лидера дагестанской левой молодёжи большевика Уллу-Бия Буйнакского к смерти. Как я теперь понимаю с высоты нашего времени, с самого начала Буйнакскому надлежало произносить речи, быть убитым и стать мучеником, каковую роль он сыграл вполне удачно в героической дагестанской трагедии. Почти одновременно с казнью Буйнакского и его товарищей, большевики остановили наступление белых на Москву. Началось народное восстание в Дагестане. В сентябре по решению меджлиса туда отбыли Ахмет, Алихан, Давуд Урусов. По поручению Ахмета я остался в Тифлисе, отслеживая ситуацию в Анатолии и передавая ему все новости оттуда. Однако меня гораздо сильнее волновали новости с Родины. Они были страшны: деникинские каратели расстреляли 80 человек в Костеке.