Раубриттер (IV.I - Animo) - [2]

Может, Магнебод и был брюзгливым старым пьяницей, которого отец держал в своем рыцарском знамени за Бог весть какие заслуги многолетней давности да за подвиги, которые наверняка были выдуманы им самим, но поблажек своим воспитанникам он не делал и по титулу их не выделял. Отпрыска маркграфа Туринского он готов был подвергнуть презрению и позору так же легко, как последнего баронского сынка.

Доверить выстрел автоматике! Посмотрите-ка на этого болвана! Наверняка он из числа тех рыцарей, которые и в первую брачную ночь готовы взвалить на бортовые вычислители всю работу, боясь промазать!

Гримберту захотелось треснуть себя по лбу. И он наверняка треснул бы, если бы не был сжат со всех сторон, точно объятьями железной девы, тесным коконом бронекапсулы.

Этим выстрелом он точно не стал бы хвастаться перед Магнебодом. Нельзя доверять автоматике, пусть даже она порядком облегчает рыцарские тяготы. Ее железная самоуверенность погубила больше рыцарей, чем тщеславие, гордыня, кумулятивные снаряды и сифилис вместе взятые.

Гримберт стиснул зубы, пытаясь разглядеть силуэт стремительно улепетывающего оленя в проклятом подлеске, но с тем же успехом можно было разглядывать груду навоза, силясь отыскать в ней жемчужину. И прежде неухоженный, густой и неприветливый, Сальбертранский лес, укутавшись в густую снежную шаль, превратился в сущий лабиринт, в котором не существовало ни дорог, ни направлений, одна лишь бесформенная каша, окружающая со всех сторон. Густая каша из снежной мякоти, колючих веток и кустарника.

Гримберту захотелось выругаться в голос. Зоркие глаза «Убийцы», которые не раз выручали его, способные разглядеть в деталях человеческий силуэт на расстоянии двух лиг[3] или мгновенно посчитать количество колосьев на пшеничном поле, глаза, на которые он втайне уповал, в Сальбертранском лесу неожиданно явили почти полную беспомощность. Проклятый снег, так неожиданно и обильно выпавший, не благоволил охотникам. В инфракрасном режиме он слепил сканеры, превращая все вокруг в светящуюся белую топь, но стоило переключиться на тепловизор, как делалось еще хуже. Визор заполняли фиолетовые, пурпурные и розовые мазки, в смешении которых вообще невозможно было что-либо разглядеть. Неудивительно. Что еще лучше экранирует тепловое излучение, чем снег, миллионы квинталов липкого холодного снега?..

Чертова рогатая тварь! Может, у нее и не было бортовых баллистических вычислителей, но грозящую ей угрозу она распознала сразу же. Поколебавшись, «Убийца» выстроил перед глазами хозяина условную кривую его движения. Несколько секунд Гримберт размышлял, не плюнуть ли на оленя. Видит Бог, сегодня он заявился в Сальбертранский лес совсем за другой добычей.

Можно и плюнуть, но… Аривальд, конечно, не проболтается мессиру Магнебоду. Он много о себе воображает, позволяет пререкаться с хозяином и отличается той дерзостью, которую прощают лишь доверенным фаворитам, но свою клятву он чтит свято. Клятву, которую он принес Гримберту когда обоим было по семь лет, вроде и шуточную, произнесенную украдкой в Шамбонийском лесу, но именно эта клятва связывала их на протяжении всей жизни точно буксировочный трос из кевларового волокна. Конечно, он не выдаст выходки Гримберта старому брюзге-наставнику. Вот только весь следующий месяц будет при каждом удобном случае припоминать его промах, а то и отпускать шуточки, острые, как шрапнельные пули сарацинов. Уж по этой части он мастер каких поискать…

Нет, подумал Гримберт, этой радости я тебе не доставлю, Вальдо.

— Полный ход! — скомандовал он в микрофон, — Держись за мной и не перекрывай мне линию огня. Мы добудем этого рогатого красавца даже если придется гнать без передышки до самого Иерусалима!

***

Сальбертранский лес лишь казался негустым, похожим на заросший маркграфский парк, про который позабыли садовники. Стоило им углубиться в него, как он продемонстрировал свой истинный нрав, колючий и недружелюбный. Росший в предгорьях огромных Альб, он, должно быть, питался не соками плодородной земли, давшими жизнь прославленным туринским виноградникам, а стылой ядовитой кровью самих гор, оттого всякого гостя встречал в штыки, точно захватчика.

Здесь не было ни трактов, ни троп, ни рукотворных просек, которые обычно оставляют в лесах маркграфские лесники. Одна сплошная чаща, ощетинившаяся навстречу рыцарям узловатыми ветвями, давно сбросившими листву, и острыми сучьями. Огибая деревья и слыша надсадный треск веток, Гримберт угрюмо подумал о том, что будь «Убийца» всамделишным рыцарским доспехом, а не неказистой учебной машиной, он мог бы проложить себе дорогу сквозь Сальбертранский лес в любом направлении, оставляя за собой просеку шириной добрых два туаза[4], по которой могли бы двигаться даже грузовые трициклы. Настоящий рыцарский доспех с легкостью выкорчевывает или превращает в щепки всякое дерево, вставшее у него на пути, а не опасливо обходит стороной!

Каждый такой маневр заставлял Гримберта изнывать, ерзая на узком жестком ложе внутри бронекапсулы. Не столько из-за потери времени, сколько от осознания собственной беспомощности. На тракте «Убийца» мог держать пристойную скорость, лишь изредка напоминая о своем истинном возрасте скрипом изношенных торсионов да легкой разбалансированностью на поворотах, но стоило ему углубиться в Сальбертранский лес, как все те детали, которые Гримберт прежде пытался игнорировать, сделались столь очевидны, что не замечать их было уже невозможно. Скрыть их была бессильна свежая краска на боках доспеха и отполированные оруженосцами до лунного блеска сочленения.