Раубриттер (II. - Spero) - [8]
- Гунтерих, - поправил Гримберт таким же ровным тоном, каким обычно отдавал приказы пажам, - Кажется, нового маркграфа зовут Гунтерих.
- Может и так, мессир, - легко согласился Берхард, думавший, очевидно, о чем-то другом, - Говорят, сущий мальчишка, но норов как у волка. Лютует так, что мало кто из Паучьего войска захотел обратно вертаться. Кто на север подался, кто на юг, в Салуццо… Но если хочешь доброго совета, мессир, лучше б тебе на улицах не говорить, что из Турина будешь. Так оно надежнее.
Гримберт уткнулся в кружку и сделал большой глоток. Вино в самом деле оказалось дрянью. Оно отдавало чем-то едким и зловонным, словно в бочонок добавили гнилой соломы вперемешку с жженым тряпьем. Но в то же время оно было достаточно крепким, чтоб у него сладко заныло в затылке. Даже кровь как будто стала более вязкой и горячей.
- Почему? – спросил он, когда дыхание восстановилось, - Не любят здесь туринцев?
Берхард некоторое время молчал. Судя по звуку, скоблил пальцем скверно выбритый подбородок.
- Сам будто не знаешь. Раньше-то меж Турином и Салуццо дружба была. Соседи же, а соседям дружить положено. Выручали друг друга, торговля, опять же… Говорят, Паук и наш маркграф Лотар даже дружбу водили. Может, и водили. На то они и сеньоры. Только пять лет назад всё это закончилось. Слушай, мессир, а правда, что барон может в церкви пёрнуть – и ничего ему за это не сделается?
- А что случилось пять лет назад?
Самый тяжелый вопрос – тот, на который знаешь ответ. Этот вопрос потянул бы на сорок имперских тонн, так тяжело ворочался язык Гримберта. Но и не задать его он не мог. Если у Берхарда возникнет подозрение, что его собеседник причастен к тем событиям, последствия могут быть любыми. В том числе скверными настолько, что он пожалеет о том, что на замёрз насмерть на улице.
- Сам будто не знаешь, - буркнул Берхард, вновь опрокидывая кружку, - А правда, что барон…
- Не знаю. Пять лет назад я служил на южной границе, далеко отсюда.
- Так что же, даже про Железную Ярмарку не слыхал? – изумился Берхард, забыв про свой вопрос.
Наверно, хотел спросить, может ли барон отливать на площади у всех на виду.
- Слышал, но… смутно. Самую малость. Мятеж вроде как в маркграфстве начался?
Берхард неожиданно сделался серьёзен.
- Мятеж – то просто мятеж, - пояснил он сухо, - У него и названия нет. Здешний маркграф Лотар против Божьих и императорских законов пошел, дело-то средь знати обычное. Мало того, еще и баронов своих увлёк. Ох, много беды своим подданным принёс, мессир…
- Мятеж ведь, кажется, подавили?
- А то как же. Только не императорские войска. Сам же Паук и подавил. Пришел на помощь, значит, как и положено доброму соседу и христианину.
Это проклятое слово царапало еще сильнее, чем «мессир», но Гримберт старался сохранять на лице выражение вежливого внимания. Глупо. Словно он находится на обеде у Папского нунция. Этот болван Берхард плевать хотел на его лицо, в мимике он разбирается не больше, чем в придворном этикете.
Глупо, мессир Паук. Держи себя в руках.
- Сшиблись туринцы с мятежниками так, что только звон пошел громче колокольного. Рыцари друг дружку сжигали, пехота строем на строй шла, а пальбы было так много, что старик Святой Пётр, пожалуй, до сих пор свои чертоги от дыма проветривает…
- Я слышал, маркграф Лотар де Салуццо запросил пощады.
- Как есть, запросил, - подтвердил Берхард, - Раскаялся посреди боя, встал на колени и сердечно просил императора простить его за недостойное поведение. Будь он обычным пехотинцем, ему бы голову тесаком отрезали бы, пожалуй. А может, кости переломали бы обухом и скинули в канаву помирать. Но между сеньорами так не положено. Его величество император милостиво согласился простить своего вассала, а Святой Престол наложил покаяние и велел более против трона не идти.
В голосе Берхарда Гримберту послышалась злость, еще более едкая, чем хозяйское вино. Этому Гримберт удивлён не был. Он сам помнил события пятилетней давности куда лучше, чем хотел бы. Тогда они казались ему мимолётными, малозначимыми, сродни второстепенным техническим деталям в протоколе тестирования рыцарского доспеха. Только отдельные сцены и выбивались из мутного вороха воспоминаний острыми углами.
Маркграф Лотар де Салуццо. Депеша от императора, скрепленная его личной сургучной печатью, алой, как еще не пролитая кровь. И, конечно, Железная…
- …Ярмарка. Это уже после мятежа началось, - Берхард хрустнул какой-то костью, - Паук решил в Салуццо память о себе оставить. И задал урок всем, кто в мятеже участвовал. Баронам, рыцарям да прочим. На них-то императорское прощение не распространялось, как смекаешь. Жуткие вещи творились в то время, вот что я скажу, мессир. Людей увечили так, что вспомнить страшно. А если вдруг страх прошел, можно на улицу выйти и на первую попавшуюся химеру посмотреть. Это же его палачей рук дело. Его выдумка.
- Он наказывал мятежников, - пробормотал Гримберт, надеясь, что в голосе сквозит хоть толика уверенности, - Это была его обязанность перед короной.
- Оно, может, и так, - безразлично согласился Берхард, - Только урок вышел уж больно жестокий. Такое не то, что за пять, за пятьдесят лет не забудется. Большого юмора был покойный Гримберт, земля ему пухом, большого юмора и большой злости. Когда пришли вести про Похлёбку по-Арборийски, у нас в Бра все запасы вина в городе скупили. Три дня и три ночи праздновали без остановки, вот как.
Поначалу, для стрельбы из пулемёта ШКАС применялись валовые винтовочные патроны калибра 7,62 мм со всеми существовавшими в то время видами пуль, предназначенные для стрельбы из карабинов, винтовок, пулемётов. Однако в процессе испытаний выяснилось, что они не подходят для стрельбы из ШКАСа.
Как защищать сослуживцев, если они боится тебя и презирают… Фландрия, 1919 год, самая страшная война в истории человечества все еще грохочет. Волю кайзеров и королей диктуют танками и аэропланами, а еще ей верны магильеры – фронтовые маги XX века. Германия еще не приняла капитуляцию, и ее последняя надежда – «мертвецкие части», в которых служат вчерашние мертвецы, поднятые из могил штатными армейскими некромантами-тоттмейстерами. Они уже отдали жизнь за страну, но все еще в строю, хоть их сердца давно не бьются – искалеченные и заштопанные, знающие вкус иприта и шрапнели не понаслышке. Они – последняя надежда Германии, но сослуживцы косятся на «мертвое воинство» с ужасом и отвращением, называют их «кайзерскими консервами», «гнильем», «мертвецами в форме» и «некрозными марионетками». Живые боятся того, что могут рассказать мертвые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Магильеры бывают разные. Фойрмейстеры способны щелчком пальцев превратить человека в пылающий факел. Штейнмейстеры — обрушить стены любой крепости. Вассермейстеры — превратить водяные брызги в шрапнель. Люфтмейстеры — передать слова на расстоянии. Магильеров мало кто любит и почти все — боятся. Но никто не вызывает такой неприязни и страха, как тоттмейстеры. Смертоеды. Некроманты. Верные слуги Госпожи Смерти…
Колонизация Луны произошла не так безоблачно, как ожидалось. Из лунного грунта на свободу была выпущена смертоносная болезнь, гроза и ужас XXI-го века. Официально ее именуют синдромом Лунарэ. Неофициально - Гнилью. В отличие от обычных болезней, Гниль не стремится сразу убить своего носителя. Она стремится его изменить, и внешне и внутренне. Превратить его в отвратительную пародию на человека, безумное и монструозное существо. Инспектор Санитарного Контроля Маан посвятил всю жизнь борьбе с Гнилью и ее носителями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На краю обитаемых секторов космоса появился древний дредноут «Праймос», считавшийся пропавшим много лет назад. СГБ — Служба Галактической Безопасности, приняла странный Пси-сигнал, который оказался сильнее всего, что они наблюдали раньше. Что это: древний прототип Пси-оружия, или ловушка враждебных рас в период накала ситуации на галактической арене? Самый сильный Псионик и, Практически невосприимчивый к Пси-воздействию, его напарник — Группа «Эпсилон». Они обязаны решить эту загадку.
По воле случая он потерял всё: дом, профессию, здоровье и даже голос. Он думал, что ниже пасть нельзя. Как же он ошибался! Следующие два часа нас раздели догола, побрили налысо, выдали по куску хозяйственного мыла на двоих и загнали в душевую, где из шести сосков бежал жиденький водопад теплой водички. После душа нам всем выдали стандартное армейское бельё, включая выгоревшие от бесконечных стирок гимнастерки, портянки и стоптанные сапоги. На все наши робкие попытки как-то разъяснить наше положение, отвечали: «скоро узнаете» или молчали.
Прошли годы. Имя Гробовщика отошло в область легенд и почти забыто. Кто же и зачем решил заняться его поисками. И к чему эти поиски приведут?
СИНГУЛЯРНОСТЬ (очень научная фантастика). Насколько далеко может зайти человек в попытке обрести новые знания? Что таится за гранью известного? Может, совсем не то, что он ожидает найти? К чему приведет неуемная жажда новых открытий? А если случится так, что всё их величие уже просто некому будет оценить?
Довольно! Хватит плыть по течению, позволяя другим руководить своей жизнью, теперь пришло время Диармайду самому выбирать свой путь. Только сперва нужно выбраться из ситуации, в которой он оказался. А собственно, где он сейчас вообще находится?
Судьба не очень ласково обошлась с маркграфом Гримбертом, прозванным недругами Туринским Пауком. Погрязший в паутине интриг, он в какой-то миг утратил осторожность – и очень об этом пожалел. Подвергнутый императорской опале, оклеветанный, низложенный, Гримберт потерял всё, что прежде имел и чем дорожил. Свои фамильные владения, цветущую Туринскую марку. Свой рыцарский доспех, блистательный «Золотой Тур», исполинскую боевую машину, равной которой не было в восточных землях. Титул, вассалов, состояние, честь… Он потерял всё, включая свои глаза.
Юный Гримберт, наследник маркграфа Туринского, с детства хотел быть рыцарем. Воспитанный на рыцарских романах, болезненно амбициозный, пылкий, он не мыслит жизни без славных рыцарских свершений и видит себя благородным защитником веры, бесстрашным воином и чемпионом Туринской марки. Он должен быть рыцарем — и точка. Должен вершить справедливость огнем крупнокалиберных орудий, защищать угнетенных, карать еретиков и совершать то, что предписано славному рыцарю.И пусть ему всего двенадцать, пусть его доспех — ржавая самоходная развалина, вызывающая смех у отцовских рыцарей, пусть из всех слуг у него в свите лишь верный паж… Он совершит свой подвиг.
Гримберт, маркграф Туринский, многими недоброжелателями прозванный Пауком, с детства отличался склонностями к политическим интригам, мня себя талантливым манипулятором, всегда достигающим поставленной цели. В какой-то момент он сделал роковую ошибку, сам сделавшись целью заговора, и этот момент перечеркнул все, что у него было. Больше нет ни титула, ни почёта, ни уважения, к которому он привык. Есть только потрепанный рыцарский доспех, пара устаревших пушек и малопочетное ремесло раубриттера. Разбойника, наемника и авантюриста без герба и чести.
Сильный повелевает слабым – так устроен мир. Бесправный крестьянин трепещет перед жадным бароном. Барон дрожит перед всесильным герцогом. Герцог заискивает перед императором. И даже император не чувствует себя в безопасности, ведь где-то высоко, сквозь выжженное радиацией небо, вниз посматривает Господь со своими ангелами… И неважно, что барон носит моторизированную экзо-броню, а герцог латает слабую плоть генетическими снадобьями. Главный закон мира всегда неизменен. Сильный будет повелевать слабым. Во веки веков. Гримберт, маркграф Туринский, самоуверенно полагает, что в силах управлять этим законом.