Ратибор Новгородец - [46]

Илья неуклюже почти свалился с коня и пошел на противника. Тот расхохотался, увидев неуверенную походку сотника, и закружил вокруг него легким скользящим шагом. Такому шагу обучал в свое время Ратибора Митяй, говоря при этом: «Если правильно идешь, то противник ни за что не догадается, что у тебя на уме и куда ты будешь бить». Похоже, что Митяй и этот степняк учились искусству драки где-то в одном и том же месте.

Но Илья уже давно не ловился на простые уловки. Несмотря на свои непослушные ноги, двигаться он мог неожиданно быстро. Так что печенег не успел даже среагировать на молниеносный рывок сотника. Еще миг — и вот уже предводитель кочевников лежит на земле, а верхом на нем сидит Муромец и приставляет к горлу противника нож.

— Ну что? — мрачно спросил Илья. — Зарезать тебя или отпустить?

— Пусти, урус, — прохрипел тот, скашивая глаза на острие ножа, поблескивавшее совсем близко.

— То-то же, — заключил Илья, слез с противника, взгромоздился в седло (для этого ему понадобилось сначала лечь туда животом, а затем уже перебрасывать ногу через лошадиную спину) и с достоинством въехал обратно в ворота. Спустя пару минут его голова вновь показалась над стеной.

— Помнишь уговор? — спросил Муромец. — Сам ведь условился, никто тебя за язык не тянул.

— Помню, — убитым голосом ответил степняк. — Моя люди уходи обратно в степь. На этот раз. Но мы еще встретимся, урус!

Когда на горизонте осела пыль от копыт, Муромец вернулся в избу, а потом созвал всех десятников на совет, который по своему обыкновению совместил с обедом.

— Мне кажется, — сказал он, — что печенеги вернутся намного скорее, чем мы могли бы ожидать. Не верится мне что-то, чтобы они так легко сдались. Никогда так не бывало. Что-то на уме у косоглазых.

Рагдай хмыкнул и, доливая щей в тарелку, сказал:

— А может, они уже куда-нибудь снова скачут. Присоединились к основным силам и скачут.

— К каким таким силам? — поднял брови сотник.

— Да так, — пожал плечами Рагдай. — Просто в голову пришло — а вдруг все это специально было задумано, чтобы нас отвлечь? А главное печенежское войско уж где-то там… — он махнул рукой на север.

— А как проверить? — встрял Попович. — Как бы там ни было, лучше всего снова разослать дозоры, да специально им наказать, чтобы смотрели — не видно ли где следов большого конного войска, прошедшего в сторону Киева.

— Мысль, — одобрил сотник.

Ратибор пока сидел молча. Во-первых, ему не нравилось есть и думать одновременно, а во-вторых, своего мнения на этот счет он пока не имел, полагая составить его на основе предложений других. Сказанное Поповичем показалось ему наиболее верным, и он активно поддержал, добавив только, что все равно темнеет уже, так что лучше сейчас идти спать, утро вечера мудренее.

А с утра черед дозорить был уже другим кметам, и Леший остался на заставе. Настроение у него сразу улучшилось, так что он решил уделить внимание Подосёну и обучить его нескольким новым приемам.

Оказалось, что бывший ученик волхва и в воинском деле проявил необыкновенную сообразительность, усовершенствовав прием «стой там — иди сюда» так, чтобы он срабатывал и на противнике, вооруженном мечом и щитом. Леший немедленно возжелал испробовать это на себе и убедился, что хитрая фигура, которую долженствовало проделать мечом, несмотря на всю свою замысловатость, остается воистину смертоубийственной.

Еще несколько дней дружина ждала. А потом примчался гонец, отосланный в Киев еще перед набегом. Он прямо-таки ворвался в избу сотника и прямо с порога, не очень смотря, кто перед ним, выпалил:

— Они прошли мимо вас и отправились к Киеву!

Илья, не спрашивая, кто эти загадочные «они», вскочил и заорал:

— Что?

— Истинная правда, — похоже, гонец и сам испугался того состояния, в которое его весть повергла впечатлительного Муромца. — На полпути к стольному граду перехватила степняков дружина во главе с Добрыней Никитичем. Ни один не ушел рассказать, как дерутся на Руси. Теперь что делать будем?

— Как что? — когда было надо, голос Ильи Муромца намного превосходил по громкости любой боевой рог. — Седлайте коней, братцы! — последние слова он произнес, уже стоя на крыльце. — Пойдем-ка в степь, покажем печенегам, каково это — собственные обещания нарушать да честных людей обманывать!

Рагдай, как самый рассудительный, пробовал сказать что-то о воинском долге, который вроде как повелевает им остаться на заставе и нести службу, как положено, но Муромец в ответ рявкнул нечто невразумительное насчет подлых печенегов и малых детей, которых те намеревались осиротить. Десятник, будучи ко всему весьма вспыльчивым и падким на подвиги, немедленно сменил мнение и тоже загорелся идеей мести.

Леший остался при мнении, совпадавшем с первоначальным мнением Рагдая, но он был в меньшинстве. На самом деле, он остался один. Даже Подосён возжаждал воинской славы.

— Ох, будет нам потом, — проворчал Ратибор и сдался, пошел седлать кобылу и вооружаться.

Дружина неслась по еще различимым следам степной орды. Трава, словно посеченная мечами — а именно такой след оставляет за собой войско на полном скаку — могла остаться в том же положении еще несколько дней.